несравненной и великолепно вооруженной пехоты; вот почему задумал он вступить с немцами в переговоры.
Какое-то время казалось, что Вернер не станет противиться, он спокойно беседовал с Кречовским и внимательно выслушивал все обещания, на которые вероломный полковник не скупился. Недополученное жалованье имело быть немедленно и за прошлое, и за год вперед полностью выплачено. Через год кнехты, пожелай они, могли уйти хоть бы даже и в коронный лагерь.
Вернер, делая вид, что обдумывает предложенное, сам тем временем тихо приказал челнам сплыться таким образом, чтобы образовалось тесное кольцо. По окружности этого кольца в полном боевом строю, с левой ногой, для произведения выстрела выдвинутой вперед, и с мушкетами у правого бедра, выстроилась стена пехотинцев, людей рослых и сильных, одетых в желтые колеты и такого же цвета шляпы.
Вернер с обнаженною шпагой в руке стоял в первой шеренге и сосредоточенно размышлял.
Наконец он поднял голову.
– Herr Hauptmann![65] – сказал он. – Мы согласны!
– И только выиграете на новой службе! – радостно воскликнул Кречовский.
– Но при условии…
– Согласен на любое.
– Когда так, то хорошо. Наша служба Речи Посполитой кончается в июне. С июня мы служим вам.
Проклятие сорвалось было с уст Кречовского, однако он сдержался.
– Уж не шутишь ли ты, сударь лейтенант? – спросил он.
– Нет! – флегматически ответил Вернер. – Солдатский долг требует от нас не нарушать договора. Служба кончается в июне. Хоть мы и служим за деньги, но изменниками быть не желаем. Иначе никто не будет нас нанимать, да и вы сами не станете доверять нам, ибо кто поручится, что в первой же битве мы снова не перейдем на сторону гетманов?
– Чего же вы тогда хотите?
– Чтобы нам дали уйти.
– Не будет этого, безумный ты человек! Я вас всех до единого перебить велю.
– А своих сколько потеряешь?
– Ни один из ваших не уйдет.
– А от вас и половины не останется.
Оба говорили правду, поэтому Кречовский, хотя флегматичность немца всю кровь распалила в нем, а бешенство чуть ли не душило, боя начинать не хотел.
– Пока солнце не уйдет с залива, – крикнул он, – подумайте! Потом, знайте, велю курки потрогать.
И поспешно отплыл в своем челноке, чтобы обсудить положение с Хмельницким.
Потянулись минуты ожидания. Казацкие байдаки окружили плотным кольцом немцев, сохранявших хладнокровие, какое только бывалые и очень опытные солдаты способны сохранять перед лицом опасности. На угрозы и оскорбления, раздававшиеся с казацких байдаков, отвечали они небрежительным молчанием. Поистине внушительно выглядело это спокойствие в сравнении с непрестанными вспышками ярости молодцев, которые, грозно потрясая пиками и пищалями, скрипя зубами и бранясь, нетерпеливо ждали сигнала к бою.
Между тем солнце,
Господин атаман! (
