sis>Посвящается Грэйс:
однажды ты прочтешь это и слегка встревожишься.
Бенна Меркатто спасает жизнь
Восход был цвета запекшейся крови. Он растекался по черному небу красными струями, метил золотом перья облаков. На фоне раненых небес казались черными как сажа остроконечные башни крепости Фонтезармо на вершине горы, куда вела дорога.
Красный, черный, золотой. Цвета их профессии.
– Сегодня ты прекрасна как никогда, Монца.
Она вздохнула, словно ничего не знала об этом и не провела битый час, прихорашиваясь перед зеркалом.
– Что есть, то есть. Признание факта – еще не подарок. Ты подтверждаешь только, что не слепой. – Она зевнула, потянулась в седле, давая ему полюбоваться собой. – Надеюсь услышать больше.
Он откашлялся, вскинул руку, как плохой актер перед началом главного монолога.
– Твои волосы… подобны накидке из сияющего собольего меха!
– Индюк напыщенный. Как ты вчера их назвал? Завесой полуночи? Это мне нравилось больше. Хоть какая-то поэзия. Пусть и плохая.
– Дерьмо. – Он прищурился, глядя на облака. – Глаза твои блещут, как лучистые сапфиры, коим нет цены!
– Так у меня камни вместо глаз?
– Губы – лепестки роз!
Она плюнула в него, но он, будучи настороже, увернулся, и плевок угодил в камень на обочине дороги.
– Вот тебе, болван, чтобы выросли твои розы. Придумай что-нибудь получше.
– С каждым днем это все труднее… – проворчал он. – Камушек, что я купил, смотрится на тебе замечательно.
Подняв правую руку, она взглянула на кольцо, которое украшал рубин размером с миндальный орех. В первых проблесках солнца камень кроваво засверкал, как открытая рана.
– Да, дарили мне и похуже.
– Он под стать твоему бешеному темпераменту.
– И кровавой репутации, – фыркнула она.
– К черту репутацию! Все это байки идиотов! Ты – мечта. Видение. Ты… – он щелкнул пальцами, – …сама богиня войны!
– Хм… богиня?
– Войны. Нравится?
– Сойдет. Сумеешь с тем же пылом целовать в задницу герцога Орсо, может, нам и вознаграждение прибавят.
Бенна выпятил губы, как для поцелуя.
– Ничто мне так не мило с утра, как лицезренье пышных, круглых ягодиц его превосходительства. На вкус они напоминают… власть.
Цокали по пыльной тропе копыта, поскрипывали седла, позвякивала сбруя. Один поворот, другой, и мир остался внизу. Кровавый разлив на востоке выцвел до розовой сукровицы. Взору явилась река, неторопливо несущая свои воды по осеннему лесу в долине у подножия горы. Блистая, как армия на марше, она неуклонно стремилась к морю. К Талину.
– Я жду, – сказал Бенна.
– Чего?
– Своей доли комплиментов, конечно.
– И так уже раздулся от гордости, вот-вот лопнешь. – Она поддернула шелковые манжеты. – Мне ни к чему на новой рубашке твои потроха.
– Сразила! – Бенна схватился рукой за грудь. – Насмерть! Так-то ты платишь мне за преданность, сучка бессердечная?
– Ты всерьез считаешь, смерд, что ты мне предан? Клещ, преданный тигру!
– Тигру? Ха! Обычно тебя сравнивают со змеей.
– Лучше, чем с червяком.
– Шлюха.
– Трус.
– Убийца.
С последним она не могла не согласиться. Оба снова умолкли. Тишину нарушали лишь птичьи трели, доносившиеся с засохшего дерева у дороги. Потом Бенна потихоньку подъехал ближе и нежно сказал:
– Сегодня ты прекрасна как никогда, Монца.
Она улыбнулась краешком рта, тем, который был ему не виден.
– Что есть, то есть. – И пришпорила коня.
За следующим крутым поворотом глазам открылась внешняя стена цитадели Фонтезармо, глубокое ущелье перед нею, на дне которого искрилась вода, узкий мост, перекинутый к воротам. И зияющая арка в конце – приветливая, как могила.
– Успели укрепить стены с прошлого года, – проворчал Бенна. – Не хотелось бы мне их штурмовать.
– Скажи еще, что у тебя хватает духу карабкаться по лестницам.
– Не хотелось бы мне приказывать идти на штурм кому-то другому.
– Скажи
