осящей романтическое имя Танья, доходит до стадии, позволяющей стянуть с нее юбку. И, конечно же, Эдди Моррисон этим моментом пользуется. Стягивает. Даже почти успевает подумать: ну до чего же ядреная задница…
И тут раздается грохот.
Стекла – широко разрекламированные вакуумные стеклопакеты – никак не должны пропускать звуки снаружи. Они и не пропускают. Звук – очень мощный и низкий, воспринимаемый не только ухом, но и всем телом, – идет отовсюду. Дом дрожит – от фундамента до крыши, выложенной пластиковой псевдоголландской псевдочерепицей. По поверхности воды в огромном аквариуме проходит легкая рябь. Ленивые ожиревшие рыбы недоуменно тычутся в стекло.
Романтическая Танья роняет упаковку дешевых презервативов, спешит к окну. Эдди страдальчески морщится. Ну вот… Совсем недавно удалось убедить родителей в том, что восемнадцатилетний студент имеет право на личную жизнь – тем более приехав в родной дом на летние каникулы. Убедить и отвертеться на этот уик-энд от нудно-обязательной поездки в Детройт, к бабушке-дедушке. И вот вам, пожалуйста… Вместо матери, совсем недавно так и норовившей словно невзначай заглянуть в комнату сына, когда у него в гостях одноклассница, – теперь невесть что взрывается за окном. Не везет так не везет.
Но что там, кстати, рвануло?
Не иначе как бензоколонка Нэда Симпсона. Старик последнее время пьет все больше и больше – с него станется выйти к своим древним, вечно барахлящим и протекающим заправочным автоматам, не загасив сигарету…
Пока – очень быстро – у Эдди мелькают эти мысли, он, приподнявшись на все еще не расстеленной кровати, смотрит за окно. Туда, где по его догадке в двух кварталах должно полыхать зарево. Не полыхает. Эдди видит лишь свет фонарей, горящих на Авеню Независимости. И – в слабом отсвете фонарей – приподнявшуюся на цыпочки Танью.
Загадка: что взорвалось? – тут же перестает волновать Эдди. Он заканчивает оборванную несколько секунд назад мысль: ну до чего же ядреная задница! Да и все остальное…
Соскочив с кровати, Эдди устремляется было к окну – но останавливается. На пару мгновений задумывается над дилеммой: подтянуть и застегнуть сползающие брюки – или снять совсем. Он совсем уже склоняется ко второму варианту, когда…
Взрыв – оглушающий, рвущий перепонки.
Дом не дрожит – содрогается, как агонизирующее животное.
Окно влетает внутрь роем сверкающих осколков.
Аквариум – гордость Эдди – рушится на пол. Рыбы пытаются куда-то плыть в иссякающих струях воды. Далеко не уплывают, трепыхаются на полу. Хозяин не обращает на них внимания.
Эдди стоит – одна нога все еще в брючине – и делает судорожные глотательные движения. Эхо взрыва неохотно уходит из ушей. Он чувствует – по лицу что-то стекает. Подносит руку к саднящему лбу – пальцы в липком и красном.
– Что же это… – шепчет он и сам себя не слышит.
«Где Танья?» – приходит запоздалая мысль. В ту же секунду он видит девушку. Она медленно поднимается с пола. Лица нет, вместо него – кровавая маска, жуткое месиво из осколков стекла и вспоротой плоти.
На белой блузке Таньи кровавые пятна, – растут, набухают. Лишь ажурные колготочки на стройных ногах целы и невредимы… Но Эдди на них не смотрит. Он не может оторвать взгляд от того, что совсем недавно, – миллион лет назад, в совершенно другой жизни, – было симпатичным девичьим лицом с лучистыми глазами…
Глаз, впрочем, уцелел. Один.
Кровавый провал рта широко распахнут. Танья кричит – истошно, надрывно.
Но Эдди ее не слышит – из его ушей сочится кровь, барабанные перепонки разорваны. Не слышит он и третьего взрыва. Просто пол внезапно встает дыбом, стены начинают падать. Все тело ощущает удар – словно гигантская невидимая рука в гигантской боксерской перчатке отправляет Эдди в нокаут. Он теряет сознание. К несчастью – совсем ненадолго.
Потом он приходит в себя – вокруг могильная темнота. И тишина. И резкая боль в груди. Он широко распахивает глаза, пытаясь разглядеть хоть что-то. Бесполезно – ему кажется, что глаз у него просто нет. Пытается пошевелить рукой или ногой – конечности тоже куда-то делись.
Потом Эдди кричит – не слыша себя. Воздух уходит из груди вместе с криком – а обратно его не втянуть, давление на грудь становится все сильнее. Ребра трещат, ломаются.
Потом Эдди хрипит.
Потом умирает.
Расследование. Фаза 1
Рекордная июльская жара успешно перешла в рекордную августовскую – но вчера наконец-то похолодало. Столбик термометра за день не поднялся выше семидесяти двух градусов Фаренгейта[1]. Население Трэйклейна воспрянуло
Около 22 градусов по Цельсию.
