вожжи, и застоявшийся рысак, весело цокая копытами, стремительно рванул вперед.
– Кто это? – подозрительно глядя на машиниста, спросил сосед Ерофей.
– Племяш из деревни приехал. Двоюродный.
– А чего это он с господами?
– Ну, так большого ума человек! – снисходительно пояснил непонятливому Степаныч и, засунув руки в карманы, с независимым видом пошагал домой.
Тем временем Барановский, критически осмотрев наряд своего подопечного, спросил:
– А разве сейчас по форме шинель не полагается?
– Полагается, – пожал плечами Будищев.
– И где же она?
– Самому интересно. Доведется вернуться в деревню – спрошу с пристрастием.
– Ладно, это пустяки. Не замерзнете же?
– Нет. С утра, как дурак, в полушубке поперся, думал, сопрею!
– Да уж. Днем солнышко уже хорошо пригревает. Кстати, отчего вы не спросили, куда мы едем?
– Сами расскажете. В крайнем случае, как приедем – увидим.
– Все-таки вы весьма занятный человек.
– Есть немного.
– Ну, ладно. Расскажу, отчего бы не рассказать. В общем, дело с вашей комиссией можно полагать решенным. Вчера мой кузен за партией виста имел разговор с одним чиновником из Главного медицинского управления. В ближайшее время вы пройдете между Сциллой и Харибдой наших эскулапов, и вас комиссуют. С полицией, я полагаю, тоже проблем не возникнет, и вид вы получите. Главное, чтобы вы и здесь не устраивали побоищ, как дома.
– Да не устраивал я никаких побоищ! – усмехнулся Дмитрий. – По-хорошему, мне Фогель еще благодарен должен быть.
– Полицмейстер?!
– Ну да. Селяне наши во главе с отцом Питиримом собирались местного учителя немножечко линчевать, а я не дал случиться беззаконию.
– Очень интересно! А ведь раньше вы всячески уклонялись от рассказа о происшедшем. Кстати, мне в полиции поведали совсем другую историю.
– Понятное дело! Спасенный слинял. Свидетелей не было, а те, что были, против попа не пойдут, не говоря уж о том, что по деревенским понятиям – они в своем праве.
– А правда ли, что оный учитель занимался противоправительственной пропагандой?
– Было дело, занимался. Среди баб деревенских. Да добро бы еще только среди баб, а то ведь и девок незамужних агитировать пытался.
– Так его за это убить пытались?
– В основном за это.
– А вы вступились?
– Да у меня как-то накопилось к мужикам нашим. Ну и к батюшке заодно. Я, вообще-то, как раз в город собирался. Ну и пошел к старосте, уведомить, значит. А тут такой гай-гуй-сабантуй! Волокут этого самого Аполинарьевича и кричат, что он, подлец эдакий, Машку – племянницу старосты нашего, испортил.
– И вам стало его жаль?
– Немного. Тем более что с Машкой он точно не виноват.
– А вы откуда
