угрожал им ножом и устроил там порядочную заварушку… Постепенно начали всплывать смутные воспоминания. Я взглянула на тетю и надзирателя. Вид крепких наручников на запястьях узника несколько уменьшил закравшийся страх.
– Юнсу!.. Мне уже семьдесят… Ты же не против, если я буду звать тебя по имени? – Тетя говорила спокойно, без растерянности. – А кто из нас без греха? Если разобраться, нет ни одного достойного… Я просто хотела бы время от времени видеться с тобой. Приходить, вместе угощаться чем-нибудь вкусным, рассказывать последние новости… Это все, что я имела в виду.
– Я… – Он перебил ее на полуслове. Его приглушенный голос выдал, что ему непросто даются эти слова, он решился на них после долгого обдумывания. – У меня не осталось ни сил, ни желания жить. Если вам охота заниматься благотворительностью, то лучше потратьте энергию на опеку других. Я убил человека. Поэтому самым правильным для меня будет умереть как есть. Я пришел сюда, чтобы сказать вам это…
Он встал с видом человека, которому больше нечего здесь делать. Надзиратель не удивился такому поведению и тоже поднялся. Сейчас в заключенном почувствовался вызов: пускай мне приходится, как животному, скрючившись, подбирать брошенный корм, но я – человек! Впервые за сегодня мне пришла в голову мысль, что у смертника тоже, оказывается, есть гордость!
– Погоди, Юнсу! Постой! – торопливо попыталась остановить его тетя.
Он оглянулся. Тетя смотрела на него со слезами на глазах. Он тоже это заметил, и от меня не скрылось, как ненадолго исказилось его лицо, но не ухмылкой. Мне показалось, что в нем что-то надломилось, словно откололась часть суровой маски. Однако вскоре вернулась насмешка. Тетя снова начала вытаскивать что-то из узелка.
– Скоро Рождество, я кое-что приготовила в подарок. Холодно небось? Белье прикупила… Тебе ведь непросто было прийти сюда, как я могу отпустить тебя с пустыми руками? Это не займет много времени, может, присядешь? Я-то не молодая, ноги уже не те…
Он уставился на протянутый сверток, желваки заходили ходуном, нахмуренные брови выдавали крайнюю степень раздражения: «Какой там еще подарок, что за ерунда?!» Однако, словно из одолжения к возрасту, да и к тому же женщине, он вернулся на место.
– Этот подарок не означает, что я чего-то жду от тебя в ответ, он не для того, чтобы ты начал ходить в церковь, и не имеет отношения к религии. Неважно, веришь ты во что-то или нет… Хотя бы день прожить по-человечески – вот что важно… Это к тебе, конечно, не относится, но если ты все же испытываешь ненависть к себе, то знай: именно для тебя Иисус пришел в этот мир! Научить, что себя нужно любить и ценить, потому что ты очень много значишь для него. И если вдруг в будущем ты ощутишь чье-то тепло и почувствуешь, что это и есть любовь, помни: Господь послал тебе ангела… Мы встретились впервые, но я знаю, у тебя доброе сердце. И какое бы преступление ты ни совершил, это не единственное, из чего состоит твоя жизнь! Это не вся твоя сущность!
Когда тетя договорила, он мельком улыбнулся.
