Петрович и бодрый и радостный Тельнов. Они заняли её целиком, без соседей, и двинулись в путь. Александр Петрович внимательно наблюдал за караванщиками, конвоем и пассажирами, но хромающего на правую ногу среди них не обнаружил. Он попросил Тельнова его не беспокоить, растянулся на поклаже во весь рост и с мыслью «будь что будет» заснул.
Сон был хрупкий, через дремоту ему всё время казалось, что вокруг происходят какие-то события: что рядом что-то громко лопается, падает, гремит, ктото кричит, кто-то поёт, где-то играют на звонких китайских инструментах. Он переворачивался с боку на бок, и тут же что-то начинало скрипеть, как продольная пила, которой на доски распиливают брёвна; или рядом прямо в ухо разговаривают; а то гремят колёса, и под гору летит телега, а параллельно, стуча на рельсовых стыках, «ноздря в ноздрю» с телегой летит паровоз и поглядывает на него – как-то победно. Александра Петровича это пугало, и он не понимал, где сон, а где не сон. Он открыл глаза. Несмотря на то что он проспал почти всю дневную дорогу, голова была тяжёлая.
Он огляделся. Возы уже завели вкруговую на небольшую поляну между сопками; тайга спускалась к поляне вплотную, и под сопками протекал ручей, к которому с вёдрами ходили люди и зачерпывали воду. Посреди поляны горел большой костёр, от которого шло тепло. Тельнов сидел рядом на телеге и раскладывал еду.
– Проснулись, Александр Петрович! Вовремя! А я тут ужин готовлю. Хотел уже вас будить и идти подогревать, знаете ли, ваш батат!
Александр Петрович сел, потянулся и почувствовал, что шея ещё болит.
– Добрый день… вечер, Кузьма Ильич! Я всю дорогу проспал?
– Так и есть, Александр Петрович! И даже похрапывали! Так я пойду?
– Подождите немного, я схожу умоюсь!
– Конечно, конечно, Александр Петрович! Святое дело! Водичка в ручье ледяная, доложу я вам, освежает!
Александр Петрович спустил с телеги ноги, присел разок для разминки и пошёл к ручью.
Караван распрягли, лошади шумно жевали сено, люди ходили то к костру, то к ручью и что-то варили в котлах, подвешенных на таганах; тихо перебрасывались словами; кто-то закутывался в одеяла и пристраивался спать. Дневную жару сменила таёжная прохлада, и от котелков поднимался плотный, бело-розовый в свете костра пар.
Александр Петрович дошёл до ручья, ополоснул лицо и руки и вернулся к телеге. Тельнов разложил еду, но не притрагивался к ней, пока не вернётся Александр Петрович.
– Я всё же успел немного разогреть батат, без горячего оно плохо.
Сначала ели в тишине, Тельнов быстро справился с бататом, густо посыпая его солью.
– А я вот всё думаю, Александр Петрович, где же мы всё-таки оказались, что это за Китай такой, знаете ли, что китайцев почти нет?
Голова была ещё тяжёлая, и разговаривать не хотелось, но любознательность старика надо было удовлетворить, в конце концов, он сам позвал его с собой, в эту неизвестную старику страну, с неизвестным народом и непонятным языком, а так получалось даже неприлично.
– Это,
