приемлемым – ехать туда, где идет борьба. Второй – есаул, глубокий пессимист, задавался целью пробраться к себе на Урал, и там, в зависимости от обстановки, как сам он выразился, «определиться». Полную противоположность им составляли пор. С. Щеглов и прапорщик М. Молодые, веселые, жизнерадостные, они искренно гордились возможными опасностями, красочно рисуя себе будущее и лелея мечту, что, попав на Дон, они станут под стяг Каледина или Корнилова. Это были настоящие представители нашей героической золотой молодежи, которая без малейшего колебания, без торга и корыстных мотивов, не спрашивая лозунгов борьбы, не ставя никаких условий, гордая лишь выпавшей на нее задачей защищать дорогую, поруганную Родину, первая составила крепкий остов небольших, но сильных духом донских и добровольческих отрядов и с чисто юношеским задором и порывом беззаветно несла на алтарь Отечества самое главное – свою жизнь.
Мой приход, видимо, смутил всех. Сначала чувствовалась какая-то неловкость, но она быстро прошла, и через несколько минут разговор принял дружеский и откровенный характер.
Перебивая один другого, они спешили рассказать мне о своей прежней службе, о пережитом на фронте, переезде в Киев и мытарствах здесь, наконец, о своем желании проехать на юг, к казакам, при этом добавили, что отъезд свой они откладывали изо дня в день, пока поручик Щеглов не принес им приятной новости, что они могут ехать вместе со мной.
Сознавая огромную нравственную ответственность, которая была бы на мне, я заявил им, что при создавшейся обстановке я абсолютно не могу гарантировать им благополучный переезд в Новочеркасск. «Вам отлично известно, что большевики всемерно препятствуют проникновению офицеров в Донскую землю и пойманным пощады ждать, конечно, не приходится. Поэтому в нынешних условиях путешествие на Дон сопряжено с большими опасностями. Каждый из вас, без сомнения, отдает себе в этом отчет. Что касается лично меня, то я еду, вне зависимости, едете ли вы или нет, ибо по моим убеждениям, долг каждого офицера быть сейчас там, где идет борьба с большевиками. По-моему, лучше, если суждено погибнуть, то погибнуть там с оружием в руках, нежели сидеть здесь без дела или в ином месте и ожидать своей участи стать очередной жертвой озверелой толпы пьяных солдат или рабочих».
«Итак, господа, – закончил я, – ни ручаться, ни гарантировать я вам ничего не могу, предо мною будущее столь же темно, как и перед вами. Если судьбе угодно, мы, быть может, благополучно проберемся в Донскую землю, но не исключена возможность, что нас поймают и тогда жестокая расправа с нами неминуема».
Несмотря на то, что я умышленно сгущал краски, дабы они яснее представили себе опасность и вдумчивее отнеслись к принятию решения, они, внимательно выслушав меня, категорически заявили, что и при этих условиях они все равно поедут. Такое их решение я искренно приветствовал.
Отъезд назначили на следующий день
