лометром. Малосемейка, кухня, пятница тринадцатое.
– Эй, Авоська, глянь, Орхип Харитоныча не видать.
– Не называй меня Авоськой.
– Тьфу, гадский папа, как к столу и на Авоську бегом, а попросишь чего, так в бутылку лезет.
– Опять ругаетесь, – сказала средняя голова Архип Харитоныча пятиголового, заглянув в окно кухни. А не сыграть ли нам в картишки, по случаю выходного, пулечку распишем сочинскую?
– Мы – за! – сказали левая и правая голова Харитоныча.
– Пелагея Гавриловна, а пожрать у тебя ничего нет?
– Да вон кота для затравки съешь, все одно никакой пользы с него, даже мышей не ловит.
– Эй-эй! Вы это, того! Тощий я и больной, и вообще, Архип Харитоныч, сегодня четверг – рыбный день, ты, вроде как, на диету собирался с четверга.
– Ах-ха-ха! Напугали дурака на четыре кулака, – засмеялись басом все три головы Харитоныча. И вообще, сегодня пятница, Пелагея Гавриловна притащила засаленную колоду карт.
– Да они же краплёные! Авоська, паразит, в прошлый раз крап сделал, – сказал Архип Харитоныч.
– Не называй меня Авоськой, – сказал кот.
– Так мы будем играть или нет?
Архип Харитоныч достал из кармана пиджака новую колоду карт.
– Подсними, Пелагея.
– Раз, – заявил кот, – Шесть на винях.
– Два! Шесть на червях, – ответила Гавриловна.
– Пас я, – заявил Харитоныч.
– Во! Ну ничего себе! Крокодил над Пердяевкою летит, не иначе в Африку подался в эмиграцию, зимы-то у нас не подарок.
– Где, где крокодил-то?!! – в один голос спросили Харитоныч и Пелагея, повернувшись к окну.
Кот, тем временем, пользуясь случаем подсмотрел прикуп.
– Всё, кина не будет! Улетел крокодил в Африку.
– А я все видела, – пропищала вновь отрастающая голова, срубленная по причине лютого запоя богатырем Ильей. Чупа-чупс гони, или я ж тебя сдам как стеклотару.
– Фиг тебе, лучше помалкивай, козявка, нето позаимств,ую у бабки кочергу, да как…
– Ааа! Убивают, Харитоныч, наших бьют!
– Ты что творишь-то, мародер, почто маленьких обижаешь?
– А он еще и прикуп подсмотрел, – наябедничала Малявка.
– Врет она все, – угрюмо заявил кот.
– Сто в гору, а в другой раз кто будет жульничать ещё и морду набью, эту наглую рыжую морду, – заявил Архип Харитоныч.
Игра затянулась до позднего вечера.
– Ну, что товарищи, – потирая руки сказал Харитоныч, – подобьем бабки, кто кому и сколько должен.
– Тэээээээк, Авоська должен мне девяносто семь рубликов, и Пелагее Гавриловне шестьдесят рэ. Когда должок отдашь, рыжая твоя морда?
– А нету денег, совсем нету, – сказал кот и демонстративно вывернул карманы на жилетке, – и не называй меня Авоськой!
– А как тебя прикажешь называть?
– Мнэээ… Ну вот мне нравится Тимофеем Матвеичем быть.
– Кем, Матвеичем? Ой не могу, держите семеро! Тебе больше пойдёт рыжий, ленивый и наглый. С завтрашнего дня будешь отрабатывать задолженность – пойдёшь таможенником на басурманскую границу…
– Вот тут и будешь работать, под началом Мойши Израиля Абрамовича, он тебе все объяснит и введёт в курс. Ну вы тут знакомьтесь, а мне пора, дела.
– Самое главное в нашем деле что? – вещал Мойша.
– Что? – спросил кот.
– А главное в нашей работе проверка и перепроверка! Взятки брешь?
– Кто бы их мне ещё дал.
– Ты это, если будешь взятки брать, то половину мне как своему непосредственному начальнику.
– Только двадцать процентов – у меня тяжёлое материальное положение.
– Ну ты жук! Я таки понимаю, что мы сработаемся. А ещё Харитоныч велел тебя русском сленгу обучить, так как в нашей работе без этого никак. Вот тебе тетрадка для конспектов, тут рядом рукой подать три деревни: «Напрасный труд», «Сто лет без урожая» и «В последний путь». Сами они тебе ни слова не скажут, тут подход нужен. А как подход найдёшь так только успевай записывать.
– Все больше посылают, а куда посылают-то Мойша?
– Ой не спрашивай даже, далеко! Так далеко, что потом переживают дошёл, не дошёл. Тут проникнуться надо, Харитонычу-таки проще было – взял и сжёг
