громить райисполком?
Вы, товарищи депутаты, бросали работу, чтобы успеть забрать детей из детских учреждений и сломя голову неслись домой, чтобы, вооружившись чем попало, встать бок о бок с женами и детьми на защиту своих домов? Ваши дети изготовляли взрывпакеты и бутылки с зажигательной смесью, чтобы защитить своих отцов и матерей?
Правоохранительные органы расписались в своем бессилии, и мы вынуждены были сами защищаться чем попало, и тогда погромщики, увидев силу и интернациональную сплоченность, присмирели. Но надолго ли?..
Уму непостижимо: Четырнадцати-двадцатилетние юнцы терроризировали город с многотысячным населением!
Неужели непонятно, что ими руководит опытная рука… Идет жесточайшая борьба за власть, пущены в ход все средства вплоть до погромов… Когда вы, товарищи депутаты, закончите упражняться в изящной словесности и займетесь наведением в стране должного, законного порядка?
После событий в Душанбе мы не уверены в будущем наших детей и заявляем во всеуслышание: хватит жить в страхе за жизнь наших детей и близких!.. Февральские события в Таджикистане показали, что новой кровавой вспышки, круто замешанной на национализме, можно ожидать в любой момент…» (Открытое письмо работников Южной гидрогеологической экспедиции народным депутатам СССР. Февраль 1990 года).
Февральские события в Душанбе были прологом приближающейся трагедии народов Советского Союза, сигналом к активизации всех деструктивных сил, реальной демонстрацией слабости руководства страны, которое не могло защитить своих граждан перед произволом и беззаконием.
СТАТЬЯ: «…Историю можно переврать, преподнести иначе, но все, что творилось в Таджикистане, забыть нельзя. Приходит время – и история начинает мстить. Мстить жестоко. Мы получили свое. После была братоубийственная война…» («Независимая газета», 11 февраля 2000 года).
Глава 2. Госбезопасность: пружина разлома
26 февраля 1990 года, день.
Москва. Крылатское
Весь день Оля не могла найти себе места. Чем бы она ни занималась – мыла посуду, готовила обед, стирала белье или разговаривала за чаем с Евдокией Михайловной, – ее не покидали тревожные мысли о муже. Ночной телефонный разговор с Андреем не успокоил ее, наоборот, в его словах «все нормально» ей почудилась тревога. Может быть, ее насторожила интонация, с какой это было сказано, может быть, секундная пауза, когда на ее вопрос «Что же ты не позвонил?» – он ответил: «Я… не мог, Оля. Не получилось».
Конечно, она понимала, что звонить каждый день из другого города во время командировки почти невозможно. По обрывочным рассказам она знала, как напряженно проходили дни мужа во время его выездов из Москвы: постоянные встречи, беседы с людьми, работа с документами до позднего вечера, а порой и до самой ночи. И только иногда удавалось улучить время побродить
