шелуха, стоило им на миг утратить иллюзию своей значимости, в них обнажалась истинная сущность – трусливые жалкие ублюдки, молящие о пощаде и милосердии. Перед лицом смерти, считал Луццатто, каждый становится самим собой, и мало кому льстит его собственное нутро.
Он приказал всем выйти и, когда комната опустела, запер дверь. То, что он собирался предложить убийце, никогда не должно выйти за пределы этих стен. Предложение будет принято. Или нет. Но все решится сейчас. При любом исходе Мозес Луццатто ничего не терял, а его несостоявшийся убийца мог потерять все.
– Эй, – тихонько окликнул он пленника, – может, продолжим нашу беседу?
Выглядел убийца значительно хуже – уверенные в скорой расправе над ним, охранники все же поквитались за шефа. Мозес видел на теле и лице киллера свежие следы ударов кастетом – излюбленного оружия самых слабых членов его банды.
«Люди всегда стараются перешагнуть через самих себя. Хотят казаться, если не получается быть», – подумал Луццатто.
И чем примитивнее человек, тем более грубые способы «казаться» он выбирает. Берет кастет, когда не уверен, что его кулак достаточно тверд. Произносит ругательства, когда чувствует, что его слово недостаточно веско.
Сам Луццатто бранных слов не использовал. Этому он тоже научился от отца. Тот всегда держался подчеркнуто вежливо и порой эта холодная вежливость звучала страшнее проклятий. Адриано Луццатто не опускался до запугивания и угроз, лишь выражал сожаление, что стороны не сумели договориться. Сожалеть, впрочем, всегда приходилось другим. В отце не было ни капли справедливости, ни толики благородства, зато с лихвой хватало свирепости, ярости и звериной проницательности, которая и вознесла его на олимп преступного мира. Все закончилось душным осенним вечером от единственного выстрела, прозвучавшего в тишине изящной гостиной Изола Эстрэ – фамильной виллы Луццатто. Предательство ближайшего друга, борьба за власть и последующая кровавая резня между членами клана вынудили юного Мозеса покинуть Италию. Он сообщил доверенным лицам, что едет в Испанию, но отправился в Америку – страну хрустящих банкнот и выгодных сделок, так не похожую на его маленькую Италию. Сколько раз он обещал себе туда вернуться…
Очнувшись от воспоминаний, Мозес вновь посмотрел на пленника. Взгляд того был непроницаем, и Луццатто не мог понять, о чем он думает. Боится ли он смерти? Или ждет ее как избавления?
– Ответь на один вопрос, – вновь заговорил Луццатто. – Он не потребует от тебя поступаться твоими принципами, если они так тебе дороги. Что предложил тебе заказчик за мою смерть? Деньги?
Пленник молчал, но Луццатто не сдавался. Он вложил в свой голос всю дружелюбность, на какую был способен, и снова спросил:
– Ты связан с ним кровными узами? Он твой родственник или друг? Если ты ответишь мне, то никак его не выдашь. Ведь я даже не представляю, кто ты такой.
