девочка была само совершенство.
Естественно, Уилл с ней ни разу не разговаривал. И какая-то часть рассудка постоянно напоминала ему, до чего это было глупо – выискивать любой предлог, чтобы каждый вечер проходить у нее под окном. Он, несомненно, лишь зря тратил время. Без всякой пользы, как сказал бы алхимик. «Бесполезный» вообще было его излюбленным словом, и он то и дело употреблял его, давая характеристику каким-то планам Уилла, его мыслям, его работе и внешности, да и всей его личности в целом.
Еще Уилл знал, что, даже представься ему шанс переговорить с девочкой из заветного окна, он бы вряд ли отважился выговорить хоть слово. Да что гадать? Он был твердо уверен, что подобного шанса у него никогда в жизни не появится. Она так и останется за окном – там, где-то высоко-высоко, а он – на улице, далеко внизу. Вот так обстояли дела.
И тем не менее вот уже почти год, с того самого дня, когда он впервые увидел это личико в форме сердечка, окруженное золотым светом, – сколько бы он ни ругал себя, сколько бы ни пытался уходить в противоположную сторону, сколько ни клялся «ни за какие коврижки» не соваться на Хайленд-авеню, – ноги сами собой сворачивали именно туда и несли его на знакомый тротуар напротив ее окна.
Ибо истина состояла в том, что Уилл был совсем одинок. Днем он обучался у алхимика; тому было семьдесят четыре года, и пахло от него скисшим молоком, а поздними вечерами алхимик отправлял его с поручениями в самые темные, уединенные и сомнительные закоулки города. Так что до того, как девочка в окне впервые попалась ему на глаза, Уилл, бывало, неделями не видел других людей, – только своего алхимика да еще всяких непотребных личностей, с которыми ему приходилось заключать тайные полночные сделки. Он привык к темноте и молчанию, к тишине столь плотной, что иногда она казалась ему удушливым плащом на плечах…
Ночи стояли холодные и сырые. Прозябнув на улице до самых костей, Уилл никак не мог согреться, даже когда подолгу сидел у огня в доме алхимика.
А потом он увидел ту девочку.
Однажды в очень поздний час он просто свернул на Хайленд-авеню и где-то там, наверху, в маленьком чердачном окне огромного белого дома, украшенного балконами и всякими завитушками под стать кремовому торту, увидел одинокий огонек и в его сиянии – лицо девочки… и вдруг согрелся до самого нутра.
С тех пор он приходил сюда каждый вечер, чтобы увидеть ее.
Но вот уже третий раз подряд знакомый огонек не загорался…
Уилл переложил коробочку из-под левой руки под правую. Он уже долго стоял на одном месте, и ноша успела стать ощутимо тяжелой. Уилл не знал, что ему делать. Больше всего он боялся, что с девочкой могло что-то случиться. И еще он чувствовал – если с ней вправду что-то произошло, он этого себе никогда не сможет простить. Это было странно, ведь он ни разу не видел ее вблизи, ни разу даже словом не перемолвился…
Он смотрел на каменное крыльцо
