набат. По очереди они смотрели на фотографию и смеялись все сильнее.
– О Аллах, я сейчас руль выпущу, – у Барфи потекли слезы.
Джон выдрал телефон из рук Бони, посмотрел на фотографию.
– Эк, – крякнул он…
… и захохотал сам. Эд сначала улыбался, наблюдая за попутчиками, потом захихикал, и вот он уже смеется в голос да на пару с Джоном поглядывает на фотографию. Пока они покатывались со смеху, Барфи какими-то чудом умудрялся держать машину на дороге. Правда, их пару раз тряхануло, но это только прибавило смеха.
– Ух… Ладно… – сквозь слезы выговорил Бони. – Если серьезно, то как долетели? Проблем не было, которые стоит решить?
– Нет, все прошло гладко, – давясь от смеха, ответил Джон. – Я устроил небольшое испытание нашему щенку, и он справился на все пять. Слышишь, малец, ты хороший волк! – Он взъерошил Эду волосы. Фирменный жест Джона, ерошить Эду волосы, так повелось с самого начала.
– Я знаю, «учитель», только руки убери, – отмахнулся парень.
– Ай-яй-яй. Не уважаешь старших, – покачал головой Барфи, все еще улыбаясь. – Нехорошо.
Дальше они ехали молча, иногда только кто-нибудь хмыкал. Все уставились в разные стороны: Барфи неотрывно следил за дорогой; Бони достал телефон и то ли играл во что-то, то ли листал страницы в интернете; Джон и Эд смотрели в окна, каждый в свое, при этом улыбки сошли с их лиц. Мимо пролетали огромные поля, далекие гряды лесов, небольшие коттеджные поселки по обе стороны. Россия – красивая страна, решил Эд, пусть и видел ее всего два раза, и то из окон автомобилей. И даже тогда она казалась ему впечатляющей, бездонной. И здесь стоял такой запах, что не было нигде на Западе, а он полетал по Западу. Аромат леса и цветов смешивался с запахом Русского Мифа, почти не тронутого. Весь Запад давно утратил свой Миф, от страха превратил его в тщедушное подобие, вонь мертвечины, не больше.
– Барфи, – раздался голос Джона, немного сдавленный.
– А?
– Ты ведь бессмертен, верно?
– Для меня нет такого понятия.
– Но ты не можешь умереть, так?
– Я вечен.
– Твою мать, Барфи, просто ответь на вопрос. Да или нет?
Марид вздохнул.
– Да, я бессмертен.
– Вот скажи, сколько ты просидел в лампе?
– Полторы тысячи лет.
Джон подался вперед, облокотившись рукой о переднее сиденье, поближе к водителю.
– Я это вот к чему: тебе там скучно было?
Барфи молчал секунд десять, а может и все пятнадцать, прежде чем ответил.
– Ну, вообще-то нет. Разве что под конец.
– Из всех полутора тысяч лет тебе только под конец стало скучно? Чем же ты там занимался все это время, раз не было скучно?
– Мужик, – на этот раз ответил Бони, не отрываясь от телефона, – мы ведь эфирные Сущие. У нас нет эмоций, а потому и понятий таких
