этнической группой со своими языком и культурой, отличными от языка и культуры других русских (восточнославянских, как стали называть их позже, в XX веке) «племен»: великороссов (великоруссов) и белоруссов[1].
Собранные материалы дают возможность каждому читателю самостоятельно сформировать свою точку зрения на поставленные вопросы. Мы же кратко изложим собственную позицию. Она основана на том, что в истории украинского вопроса смешаны два типа этнических наименований: естественные наименования, которые использовал сам народ для самоидентификации или которыми его награждали соседние народы, и искусственные наименования, рождавшиеся в тиши научных кабинетов и чиновничьих канцелярий. Иногда между ними возникала амбивалентность происхождения: некоторые из них, возникнув естественно, в гуще народа, со временем становились достоянием канцелярии (украинцы), другие же, имея искусственное происхождение, входили в народный обиход (малороссы), третьи постоянно мутировали в противоположных направлениях, меняя свое значение (русины). Были такие термины, которые, просуществовав несколько столетий, бесследно стирались из народной памяти (черкасы), как и вроде бы удачные научные обобщения, которые со сменой научной парадигмы прекращали свое существование («южноруссы» у Н. Костомарова). Мы оживим взгляд последнего, как действительно самый адекватный, и рассмотрим южных руссов более пристально.
Не все южнорусские крестьяне и козаки считали себя украинцами, так как слово «украинцы» – это историческое самоназвание только поднепровской ветви южноруссов. Все логично. Зачем волынянам называть себя украинцами, если так себя называли киевляне? Однако все южноруссы, хоть и через обиду, относили себя к «хохлам» и противопоставляли себя «кацапам» (великороссам) и литвинам (белоруссам). Ведь «хохол» с Волыни был ближе по языку, обычаям, одежде, общинному праву, быту к «хохлу» с Поднепровья, чем все «хохлы» к «кацапам» Курской, Орловской или Воронежской губерний, хотя именно здесь они чаще всего соприкасались. И эти же самые «хохлы» при общении со своими западными соседями четко себя идентифицировали, как русин, то есть русских: «Малорусе был Русским и есть Русский. Если он так себя не называет там, где он встречается с Великорусом, то там, где он встретится с Поляком, Молдованином и Венгром, твердо знает, что он – Русин»[2]. Следовательно, единый этнос был! Не было только четкой политической и культурной самоидентификации себя в каком-то одном качестве: или как украинцев, или как малороссов, или как русинов или как южно-руссов (а «хохляцкая» самоидентификация была слишком обидной и поэтому не смогла прижиться).
Весь XIX – начало XX в. за это велась то вялая стихийная, то острая целенаправленная борьба, не без участия иностранных держав. В начале XIX века первенство оспаривали термины «черкасы», «украинцы», «малороссы». В середине века противостояли «малороссы», «русины» и «южноруссы», в конце – «малороссы» и «украинцы». В начале XX «малороссы» и «украинцы» – это уже синонимы. В последнем досоветском фундаментальном исследовании 1916 г.[3], и по эстафете, в СССР термин «украинцы» побеждает.
Почему же это название оказалось сильнее термина «малороссы»?
Во-первых, потому что оно, в отличие от имени «малоросс» было самоназванием хоть и одной только ветви «хохлов», но очень засветившейся в истории – козачества. Именно украинские козаки осуществили свободную и принудительную территориальную экспансию на юг и восток от Днепра, заполнили всю Новороссию, кроме Крыма, Кубань, Дон, часть Курской, Орловской и Воронежской губерний, дали начало Азовскому, Донскому, Черноморскому, Кубанскому казачеству, а от них и другим казакам.
Во-вторых, во времена Богдана Хмельницкого Поднепровская Украйна территориально почти совпадала с Малороссией, а по другой версии тесно соприкасалась с ней. Подолия, Волынь, Галиция и тем более Новороссия в Украйну-Малороссию не входили. Однако в XVIII в. в связи с военным расширением Российской империи на запад все эти земли присоединялись к Малороссии и соответственно термин «Украйна», потянувшись за названием «Малороссия», невольно стал распространяться и на всю западенщину и Причерноморский юг. Хотя, понятно, что «хохол»-волынянин, «хохол»-подолянин и «хохол»-галичанин и слыхом не слыхивали о том, что они какие-то украинцы, им ближе было имя «русина» (не путать с современными русинами), польщака, русняка или гуцула, что и зафиксировали исследования современников, а также комиссия русского географического общества в середине XIX века. Отсюда и все недоразумения с восприятием многими «украинскими» крестьянами себя как украинцев в 20-30-х годах XX в. Этот факт пытаются раздуть современные великорусские националисты, уводя внимание людей от другого факта – факта этнической близости южнорусса подольско-галицкого типа (волынян, галичан, подолян), украинцев (киевлян, полтавцев, черниговцев и всех ушедших на восток и юг Козаков) и Полещуков. Так, что настоящие украинцы были и со временем на всех «хохлов» распространилось это региональное самоназвание.
Один из парадоксов украинского вопроса состоял в том, что
Всех «руссов» (великоруссов, белоруссов, малоруссов, южноруссов) мы записываем в старой орфографии, с двумя буквами «с», как наиболее часто встречающуюся в литературе той эпохи.
Труды этнографическо-статистической экспедиции в Западно-русский край, снаряженной Императорским русским географическим обществом. Юго-западный отдел. Материалы и исследования, собранные д. чл. П.П. Чубинским. СПб., 1877. Том седьмой. Выпуск 2-й (с тремя картами). Часть третья. Малоруссы Юго-западного края. С. 357.
Украинский народ в его прошлом и настоящем / Под ред. Ф.К. Волкова, М.С. Грушевского, М.М. Ковалевского, Ф.Е. Корша, А.Е. Крымского, М.И. Туган-Барановского, А.А. Шахматова. Петроград: Типография т-ва «Общественная польза», 1916. Т. II.
