город.
– Приехали, – раздраженно подумала Лена, – и город уже стал любимым.
Чтобы отвлечься, она стала наблюдать за семьёй, сидящей за соседним столом. Мужчина африканской внешности, жестикулируя, рассказывал какую-то историю. Его жена слушала его, слегка улыбаясь, а дочка, маленькая, очаровательная девочка с торчащими в стороны косичками, глядела в окно, засунув в рот десертную ложку. Выговорившись, отец девочки принялся уплетать тирамису. Девочка стала размешивать в вазочке мороженое. Она подняла глаза и посмотрела на мамины губы, на которых таяла сливочная сладость, потом вздохнула. Женщина, заметив грусть в лице дочки, спросила:
– Элиза, солнышко, почему ты не ешь мороженое? – и ласково погладила дочь по щеке.
– Лиза больше не хочет, – сказала малышка, поглаживая пальчиком свою улитку. – Я думаю, она считает, что в нем много сахара.
Фрау Витт улыбнулась этой милой сценке, не обратив внимания на недоуменно переглянувшихся родителей Элизы.
– Очаровательно! Она дала существу имя, – умилилась Ле-Лу и, услышав покашливание, повернула голову в сторону полковника.
Тот предлагал ей выбрать десерт. Лена отказалась. Они вышли прогуляться по набережной, постояли на мосту, глядя на протекающую внизу реку Везер, потом пешком прошлись по улице Schlachte. Хотя они поели в ресторане, Лене хотелось что-нибудь сделать назло Хансу и паразиту. На глаза ей попался киоск с жареными колбасками. Это было единственное место в Бремене, где можно было полакомиться когда-то знаменитыми немецкими колбасками. Жирные мясные деликатесы оказались очень вредными, и люди, науськанные паразитами, перестали их есть. Они проходили мимо киоска с яркой картинкой аппетитных, блестящих, с темной поджаренной корочкой сосисок, глотали слюни и слышали предупреждающее улюкание своих улиток; в головах всплывало наставление врача: «… приводит к болезням сердца, онкологическим заболеваниям…»; грустно отворачивались и понуро брели прочь, не слыша зазывания продавца. Нужно было видеть радость продавца, когда Лена сделала заказ! Его серое, унылое лицо преобразилось, глаза засверкали! Он стал разогревать гриль, расточая комплименты девушке и сетуя на то, что его клиенты – только старики.
– Как прекрасно видеть юное, хорошенькое личико! Прошу прошения, мой господин, – он кланялся Хансу, – ничего личного! А вы не хотите? Нет? Ну, ладно! В другой раз!
Улитка, видя, как её хозяйка макает колбаску в кетчуп, сжала рот, нахмурилась, но промолчала. Она чувствовала в девушке протест, но не понимала его. Всю жизнь они жили душа в душу. Ле-Лу заботилась о паразите, а он о ней. И сейчас ему было обидно и тревожно. Существо посмотрело на улитку полковника. Та смотрела на жующую девушку неодобрительно покачивая головой, затем перевела свой взгляд на Лениного паразита, распахнула глаза и щупальцем показала на фрау Витт, словно говоря: «Ты же понимаешь, что это вредно. Займись этим».
Существо встало на сторону хозяйки, оно нахмурилось и сердито улюкнуло. Улитка Ханса, театрально закатив
