Зверя.
– Ну, это уж совершенно пустые рассуждения, – Парасейчук взглянул на Косынкина с подозрением.
– Ничуть не пустые, – с легкой обидой откликнулся надворный советник.
– Видите ли, тут как посчитать. С натяжкой можно любой день назвать роковым. И десятое августа. А что? Десять плюс восемь – то же восемнадцать, в котором, как вы сказали, три шестерки. Или попросту восемнадцатое августа…
– Да, вы совершенно правы, – неожиданно согласился Косынкин. – А я и не говорю, что двадцать шестое августа единственный день Зверя в году. Между прочим, этот год целиком год Зверя…
– Конечно, конечно, – согласился полковник. – Одна тысяча восемьсот двенадцать. Восемнадцать – двенадцать. Один плюс два будет три. Именно столько шестерок в числе восемнадцать.
– Так что и десятое августа, и восемнадцатое могли бы стать роковыми. Но десятое августа уже позади. Восемнадцатое? Дай бог, к этому времени Кутузов доберется до армии. Тоже не годится. Но от него ждут немедленных действий. Так что двадцать шестое августа – самый подходящий день. Вот увидите, в этот день и случится генеральное сражение.
– А что же не второго сентября? – с сарказмом спросил полковник Парасейчук. – дважды девять – опять-таки восемнадцать.
– А второго сентября еще что-нибудь случится, – сказал надворный советник.
Я и не заметил, как заслушался их болтовней, словно думал найти в подтасовках с числами здравый смысл. Но кое-какая польза все-таки была – этот вздор примирил полковника и надворного советника.
– Ладно, господа, довольно! – сказал я. – Чьи это кони внизу?
– Ваши, вы же просили верховых лошадей, – с чувством исполненного долга ответил Вячеслав Сергеевич.
– Хорошие скакуны? – спросил я.
– Ростопчинские! – с гордостью сказал Косынкин.
– Что ж, надеюсь, ростопчинские жеребцы найдут дорогу к графу Ростопчину, – промолвил я и повернулся к полковнику Парасейчуку. – Вы готовы, сударь?
– Я?.. Готов!
Он поднялся из-за стола, физиономия его приобрела растерянное выражение.
– Что-то не так? – спросил я.
– А, позвольте… по поводу жеребцов? – промямлил Парасейчук.
– Мы потеряли много времени в Петербурге, – сказал я. – Верхом хоть как-то наверстаем упущенное.
– Верхом? До Москвы? – полковник выпучил глаза. – Это же семьсот верст! Мы сотрем себе задницы до костей!.. Простите, ваше превосходительство! С уст сорвалось!
– Ага, милостивый государь! – злорадно воскликнул Косынкин. – А как же французы?! От самого Парижа только что до Москвы не доскакали! И задницы, как вы изволили выразиться, не стерли!
Вячеслав Сергеевич смотрел на Парасейчука с превосходством, еще раз почувствовав себя победителем в споре.
– Причем
