жий. Его могут унизить, обмануть, оскорбить, но этот человек скорее посчитает себя глупым, чем попытается проанализировать ситуацию и отстоять своё право на «личное мнение». Но вот наступает момент, когда человек, который недавно был жертвой, павший от предрассудков других, проявляет другую сторону своей маски. Он будто бы выходит из тени, в которой всегда прятался, когда был не готов. Но сейчас он увидел кого-то слабее себя. Будто перед волком сидит заяц, который уже не может бежать. Он ранен. Вся его белая шубка залита собственной кровью. Волк учуял кровь. Уже слишком поздно. Это как зеленый свет. Человек нашел слабее себя, значит он уже не жертва. Он уже волк. Забывая ту обиду и ненависть, которую скрывал слабый человек, он набирает в себе мужество и храбрость, чтобы сломать слабее себя. Ему кажется, что он сильный, будто он забыл. Он готов вцепиться в глотку и рвать пока не почувствует, что он тоже важен. Но попав в лес к волкам, он так и останется раненым зайцем.
*=*=*
Сегодня выпал первый снег. Мокрый и холодный, похож на мелкую пыль изо льда. Я чувствую твердость в своих намерениях. Её волнистые волосы легко развевались по ветру, словно мягкие пёрышки пшеничного цвета. Она шла по пустой стоянке возле городского кинотеатра «Комета». Минут десять назад закончился сеанс фильма «Ночь в пустыне». С ней было ещё пару девчонок. Они о чём-то живо разговаривали, смеялись. Её мимика, её жесты такие непринужденные, отдаленные от той размеренной жизни, что нас окружает. На ней была кожаная зеленая юбка, джинсовая зимняя курточка из-под которой выглядывала её красная блузка. Было важно запомнить её образ именно таким. Свободным, общительным, жизнерадостным. Её сумка свисала у неё с левого плеча. У меня возникло странное чувство, которое тут же пропало. Мне хотелось подойти, одернуть её за лямку сумки, чтобы она обернулась и посмотрела на меня, так же, как и смотрели другие девушки. Страх в глазах остается даже после смерти, какой бы простой она не была.
*=*=*
Глава 1
На улице стоял теплый сентябрьский вечер, уже темнело и мне пришлось добираться домой пешком, так как на последний автобус я уже опоздала. Я была тепло одета, но всё равно была уверена, что отец скажет мне, что я одета не по погоде. Практически дойдя до дома, я сбавила шаг. Свет горел только в гостиной, значит они уже сели ужинать. Я тихо приоткрыла входную дверь, свет зажегся автоматически. Пока я снимала пальто и сапоги, не услышала ни звука из комнат. На секунду мне показалось, что я совсем одна. Я пошла помыла руки, а затем прошла вглубь дома, и увидела там то, что вижу каждый вечер. Каждую неделю, месяцы. С левого края стола сидел отец в лиловой рубашке, клетчатой жилетке и серых офисных штанах. Видимо, он тоже недавно пришел с работы. Он работает инженером на фабрике по производству машинных деталей. На другом конце сидела моя мама. Отец смотрел на неё. Сегодня стало ещё хуже. Она была одета в какую-то старую пижаму салатово-желтого цвета с красными цветочками, будто бы это могло приукрасить столь ужасную вещь. Отец не любил такие яркие вызывающие наряды. Пижама свисала на ней как тряпка, только немного зацеплялась за худые плечи. На столе стоял графин с компотом, салат из сельдерея и картошка, печенная в духовке.
– Извините, я опоздала, – тихо сказала я, боясь каким-то образом спугнуть маму.
Молчание не прерывалось даже после моего появления. Я поспешно села за стол в центр. У нас был продолговатый деревянный стол овальной формы. Я посмотрела на отца. Он устало смотрел то на маму, то в свою тарелку о чём-то задумываясь. Моя же мама наоборот. Её взгляд был рассеянным, безучастным. Бледное лицо, темные круги под глазами, глубокие морщины. В ней уже было сложно увидеть утонченную, добродушную и глубоко верующую христианку. Вместо женщины, которая меня любила и воспитывала, уже сидела разбитая, скорбящая тень.
– Надо помолиться, – вдруг громко сказал отец, протягивая мне руку.
Его карие глаза упорно смотрели на маму, но та не проронила ни слова. Она подняла свои глаза полны печали, посмотрела сначала на отца, а потом на меня. Как тут же, некогда сухие голубые глаза начали наполняться слезами. Они сморщились, стали маленькими и утонули где-то на лице. Огромные капли соленых слез стекали по щекам и капали с подбородка.
– Мам… – почти шепотом проговорила я.
– Пусть плачет, – так же громко добавил отец. – Ей уже и молитвы не помогают.
И только сейчас я заметила темно-синее пятно у неё на правом виске. Это был синяк, ещё свежий. За эту неделю я насчитала у неё уже два таких. Один на плече, появился во вторник, а второй в пятницу. Сегодня. Я знала, что если протяну ей руку, она её не возьмет, знала, что если начну её успокаивать, ей это не поможет. С каждым днем она все дальше уходила в свои мысли. Она уже не готовила завтраки, ужины. Иногда бывало приготовит обед, но только если на секунду забудет о том горе, что она пережила. Но разве о таком можно забыть?! Прошло уже семь месяцев, а я до сих пор помню тот запах духов, которые были на ней в тот вечер. Помню каждое её слово, которое она сказала мне. Я не плачу уже давно, но если бы сейчас я могла
