дедом и мамой отправились в эвакуацию на юг Казахстана. Покинули дачу и остальные ее обитатели. Так внезапно Мур остался совсем один и безо всякого довольствия. От верной голодной смерти спасли кота следующие обстоятельства.
По дачному поселку протекала речка Македонка, в которой в мирное летнее время дачники с удовольствием купались и ловили небольшую рыбку. Речка неслась не один километр и впадала уже в другом поселке в озерцо, которое и наполняла водой. На другом отданного поселка берегу Македонки находился Институт кролиководства, где до войны разводили не только кроликов, но и других животных, в частности, нутрию – выдру, или, как ее еще называли, болотного бобра, внешне напоминавшую огромную крысу, грызуна довольно больших размеров с плотной шерстью. С началом войны государство перестало финансировать институт, денег на кормление животных не стало. Сотрудникам института ничего не оставалось, как просто выпустить всех подопытных на волю. Нутрии немедленно переселились из клеток в Македонку, где в то время водилась всякая пригодная для их пропитания живность: рыба, лягушки, тритоны…
Оставшись один, Мур начал охотиться на новых обитателей речки. Жил он по-прежнему на даче, как бы оставаясь ее хранителем, и ждал, ждал, ждал… В 1943-м Скулачевы и Левитаны возвратились из эвакуации и летом отправились на дачу. Они, к своему изумлению и радости, обнаружили там Мура – живого символа счастливой довоенной жизни. Кот был обрадован не меньше, поскольку для него возобновился прежний, пусть и не столь богатый, как прежде, но вполне достаточный, чтобы прекратить всякую охоту, рацион. Однако, как и раньше, в самые тяжелые для него годы, кот вставал с солнышком и отправлялся на речку за добычей. К завтраку он ежедневно обязательно приносил хотя бы одного задушенного им зверька и аккуратно клал его на верхнюю ступеньку ведущей на веранду лестницы. Это был его дар дорогим хозяевам, вернувшимся к своему любимому зверю.
4
В Москве оказалось, что школы все еще не работают, и программу второго класса Володе пришлось проходить опять-таки с дедом Ароном Марковичем. Поступив на следующий год в третий класс, он сразу оказался среди отстающих учеников. В школе его называли по фамилии – Скулачев, потому что почти все в классе были Володями, а имя Владик предназначалось только для своих, домашних.
На всю жизнь он запомнил удивительную доброту его старенькой учительницы Марии Демидовны, которая сделала все, чтобы школьные неудачи не отложились в его сознании страшным признаком неполноценности. Получив двойку по арифметике, Володя бросался на изучение этого предмета, чтобы поскорее его подтянуть, и зарабатывал двойку уже по русскому языку, которым в тот момент переставал заниматься. Полученная им тройка домашними считалась большим его успехом, а колебания скромных успехов в одном предмете за счет провала другого отец определил совершенно определенно.
– Так, Владик, опять «голову вытянул», а «хвостувяз», – время от времени оценивал
