в порядок в холодном подъезде, она ещё и сумку с пакетом, которые я собрала, но подхватить не успела, тоже благородно на площадку выставила. И для пущего эффекта ногой притопнула ко мне… с лестницы. И только злорадно отметила, что вещи по ступеням рассыпались, дверью хлопнула. Всем видом показав, как мосты сжигала, да точку жирную ставила.
Никто из соседей не выглянул. Что ж… время такое. Всем плевать на других – самому бы выжить.
А потом я ковыляла с чемоданом и сумкой до остановки на трассе. Мне повезло, город ещё спал. Поэтому радовалась – не придётся оправдываться или лгать знакомым, которых часто встречаешь… особенно, когда момент неподходящий. А идти был долго. Ничего, я сильная… смогу…
И плевать, что холодно. Плевать, что слезы уже на лице ожоги оставили. Плевать, что больно и обидно. Села на остановке убогой, не видавшей ремонта десятки лет. Прикрыла глаза и с грустью подытожила, что теперь и семьи у меня нет!
Ни семьи, ни друзей…
С подругами не заладилось еще со школы. Странная зависть, нелюбовь, презрение сверстниц и девчонок постарше привели к тому, что я была одиночкой. Нет, у меня случались знакомые, но они быстро в стан врагов переходили – ведь если быть со мной, им тоже перепадало, а мало кто был готов к такому испытанию.
Школьники – злые, завистливые… вот и клевали, кто не с ними, кто слабее. Выживать слабому характером в своре диких шакалов невозможно. В городе были случаи суицида. Кто-то считал, что это выход, но я для этого была слишком увлеченной и влюбленной в жизнь.
Поэтому просто делала вид, что не замечала злых шуток, приколов, обзывательств, сплетен… Вот, собственно, почему и дотянула аж до одиннадцатого класса, хотя многие торопились школу покинуть в девятом.
И даже последний год был жутким. Частенько прилетала тонна радости и приятности со стороны Глеба. Парень из шкуры вон лез, чтобы отравить мою жизнь и учёбу подпортить. При том, что уже не учился в школе, но упорно подтрунивал.
Пару раз девчата стрелки устраивали, до драк не доходило, но гадости о себе выслушивала. Вот на такой разборке меня и заметил Ильюха. Они с ребятами шли откуда-то, а девчата меня заловили в парке, когда я возвращалась поздно… Обычные упреки: за мать, отца, шмотки, красоту – за всё сразу, много чего, о чём понятия не имела. Мол, ворона белая. С* умная. Заносчивая. Высокомерная…
Новик, нас заприметив, замер недалеко. Я видела, как угорал над бабскими разборками. А когда самая активная, Ирина Сявикова, уж очень меня не любила не пойми за что, руками передо мной стала махать. Нахмурился:
– Чё это вы к моей девушке лезете?– подошёл ближе, сигарету пожевывая.
– Твоя? – ахнула Ирка, на меня диким взглядом зыркнув.
– Ага, – кивнул зло Илья. – Окурок вышвырнул. Секунду толпу девчат изучал: – У вас проблемы? – с недовольством.
– Н-нет… – заблеяли девчонки, затравленно оглядываясь.
– А я услышал, что есть, и не врубился, с
