дставил, что внутри меня что-то большое и теплое крутится в сером веществе, горит, и тем самым согревает меня. Потихоньку оно поедает моё серое вещество – разрастается, горит всё ярче, становиться нестерпимо жарко. В итоге моего тела становится мало – оно взрывается.
Я смотрел, как разлетаюсь в разные стороны, расширяюсь, набираю мощь. Я был везде. В каждом теле, будь то мир, звезда или крупица вещества, несущаяся сквозь пространства этой пустой холодной темноты. Я был все и вся. Я был жив – а значит я Бог.
Жизнь священна. А смерть – это только начало.
Как я сотворил миры.
День первый.
На перекрестке всех дорог не угадаешь,
И всех путей ты не пройдешь.
Ты ту одну дорогу выбираешь,
Чтоб путь короче был по ней.
Войдя в тоннель холодный темный
Держа в руке горящую свечу
Чтоб осветила путь нам долгий
Чтоб Веру не утратили свою.
Мы будем двигаться в теснине
И с радостью и с ношей на плечах,
Чтоб путь, отмеренный судьбой,
Пройти с достоинством для нас.
Что хочешь, ты увидеть в завершенье?
Горящий свет, иль мрака пустоту?
На все нам воля Божья,
И выбор Наш, в жизненном строю.
Но путник помни, что в жизни
Не все дороги коротки, что есть
Соблазны и унынье, и бесы -
Не сбили б нас с Верного Пути.
Эпилог
Архивариус Пиат Лесткий, прозванный при дворе мудрецом, находился сейчас в затруднительном положении. Соврать и пойти на сделку, дабы остаться в живых и при деньгах, с прежним положением, но до конца дней своих мучиться угрызениями совести, прятать глаза даже от собственного отражения в зеркале, или – сказать правду и, скорее всего, умереть. Он стоял в эркере тронного зала, смотря в окно, размышляя о жизненном выборе. Шел последний день лета. Хотя погода еще благоприятствовала, приход осени уже ощущался во многом: в красках зелени стали проглядывать желтый и красный оттенки, ночи стали длинней, а дни короче.
– Прямо как моя увядающая жизнь – подумал он, поправил камзол в цвете Альгерии, с геральдикой дома Монварских, посмотрел в зал.
За круглый стол, стоящий в центре арочного свода, рассаживались двенадцать лордов-наместников, составляющие совет Управления в отсутствие императора. Эвар XIV Молчаливый безвременно угас, и настал как раз такой момент, когда надо решить кто же унаследует трон в отсутствии прямых наследников мужского пола.
Взгляд Пиата скользнул по лордам, пустому трону, вокруг которого стоял почетный караул из Регулов1, и остановил его на малом королевском троне, где обычно восседали претенденты на престол императора или наследник. В данное время на малом троне сидела, что являлось проблемой, принцесса Льот Монварская, родная племянница Эвара XIV Молчаливого, так рано почившего. До сего дня ни одна женщина императорской семьи не рассматривалась как наследник престола и продолжатель династии. Но других претендентов просто не было. Поэтому совет Управления собрался для решения вопроса о престолонаследии.
Первым должен был выступать Пиат Лесткий. Когда шум располагающихся по местам стих, а секретари приготовились вести хронологию, Лорд Сурот Верский, Первостоятель совета Управления, встал, осмотрелся вокруг и обратился к собранию:
– «Считаю Собор по определению наследника на имперский престол открытым. Единственным претендентом является Принцесса Льот Монварская, родная племянница Эвара XIV Молчаливого. Но в связи с тем, что престол впервые подлежит наследованию женской особой, совету необходимо убедиться, что на этот счет нет никаких запретов или иных толкований в законах и указах Эваров Монварских с момента основания правящей династии.» Поэтому совет обратился к хранителю законов, прочих указов, – Пиату Лесткому, по прозвищу Мудрец, и хочет услышать разъяснения по данному вопросу. Прошу Вас, Милейший,– он повел рукой в сторону трибуны «просящих», а в данное время «отвечающих».
Архивариус вздохнул, поднял кипу свитков, пергаментов с подоконника и отправился к трибуне с видом идущего на эшафот, что не лишено было смысла. Первостоятель хлопнул в ладоши. В зале воцарилась тишина и все взоры устремились
