style="font-size:15px;"> что раздаётся в четыре часа пополудни,
не различая выходные и будни.
на Женевской набережной, в кафе «Шалот»,
Жан Вермель, расположившись за стойкой,
рассматривает женскую фигуру, который год
в три пятьдесят заказывающую лимонную настойку,
изящный силуэт ловко опрокидывает бокал,
и ждёт пароходного гудка.
в три пятьдесят на пароходе Мишель Бергу
вытягивается по стойке «смирно»,
стараясь разглядеть на берегу
Марлен, держащую на руках малышку Римму,
капризно выкидывающую предложенных кукол,
вздрагивающую от пароходного звука.
в четыре ровно по набережной несётся Полли,
на лету подхватывая улетающую шляпу.
торопится, чтобы насмотреться вдоволь
на капитана, спускающегося по трапу,
неторопливо, чинно, будто бы царь зверей,
снисходит в город невзрачный еврей.
это его посудина своим гудком
заставляет в гавань стекаться распятых
между морем и крошечным городком,
замирающих с четырёх до полпятого,
чтобы разглядеть, прикоснуться, поцеловать
напоследок взрезанную морскую гладь.
это она погубила молодого Тома Гарсиа,
затянув в темно-синюю бездну вод.
оттого в четыре часа пополудни Анна-Мария
замирает на Женевской набережной, в кафе «Шалот»,
и в четыре тридцать заказывает ещё настойку,
перебираясь за стойку.
и за стойкой, готовый подставить своё плечо
незнакомке, бывший боцманом, Жан Вермель,
слушает всхлипы, чувствует, как горячо
по телу расходится знакомый хмель.
пристрастие к выпивке и разделило на «до» и «после»
жизнь молодого уволенного боцмана.
после прощального рева тем, кто на берегу,
нет больше дела до пароходного мира,
и только недавно ставший папашей Мишель Бергу
отдал бы все за то, чтобы крошку Римму
прижать к груди, обнимая Марлен,
и заслонить их, беспомощных, от проблем.
и только Полли стоит, вглядываясь в туман,
пока игрушечный пароход не сливается с небесами,
и не растворяется вместе с ним капитан,
с точно такими же грустными карими глазами,
как у дочери, которая, не в пример бездушной посудине ,
никогда не говорила с отцом, чтобы не разбивать судьбы.
Немота.
вот моя неоперившаяся мысль,
натертая графитом до блеска
возносится в первозданную высь,
чтобы низвергнуться с треском.
ошарашенная собственной немотой,
набираю
