3
Колючий ветер, надрываясь, тащил огромную тучу. Под ее тяжестью прогибался небосвод, землю заслонила черная тень, но посыпался на редкость мелкий снежок. Не было и трех пополудни, а уже наступил вечер, в серой земле местами начали белеть рытвины, их запорошил снег, но в остальном мир голый, бесцветный и страшный.
Далеко в лесу стучал дятел. В сумерках за крепостной стеной едва различимы мощные стволы. Сенешаль, следопыт в третьем поколении, осадил Иерихода и послал его легкой рысью по главной улице Родсельма, захудалого городка на окраине владений Стратхольма. Парок на глазах густел, посверкивая кристаллами смерзшегося дыхания. Земля низко гудела, замерзая. Трещал деревянный сруб домов за спиной, выстреливал лишней влагой, плевался ее ледяными стрелами. До чего же холодно, зараза. Сенешаль кутался в выстуженный плащ, грел пальцы.
Следопыт ехал вдоль домов в поисках таверны. Хотелось скакать галопом, но сдерживался, хотя зубы уже выбивали частую дробь. Похоже он один спешил убраться с мороза, улицы пустовали. Будто вымерло все. Один раз по дороге попался торговец, везший на подводе кучку схваченных инеем тушек битой птицы, да в кузнице горел огонь, труба пыхала сизым дымом. И все, тишина.
Первый снег, что и не снег, мука какая-то, летящая сквозь сито, уже засыпал выбоины на дороге, теперь казавшейся еще грязнее и отвратительнее, чем на самом деле.
Таверна нашлась у северного въезда в город, хитро придумали. Следопыт усмехнулся, представив, как из пивной сразу за ворота выкидывают особо загулявших. Постоялый двор немноголюден. У коновязи, где крестьянин подвязывает к морде гнедой кобылы торбу с овсом, всего пара лошадей, из конюшни поодаль разносится похрапывание еще четырех-пяти голов. У колодца, разбитого посреди двора, селянка с натугой вертит рычаг ворота.
Сенешаль покинул седло, поводья прыгнули на крюк, ноги взбежал по скрипучим ступеням. В помещении два десятка столов, знавших лучшие времена, пять из них не пустуют. Воздух нагретый, жарится мясо, тушатся овощи. Следопыт задержал взгляд на одном из гуляк, увидев шрам от раны, нанесенной клинком. Шрам задевал веко и шел ниже, как слеза. Поврежденный зрачок растекся по всей радужке, и этот взгляд разномастных глаз внушал тревогу, будто смотрит колдун.
Между лавками шныряет прислуга, разносит блюда и пиво в кружках. Да еще протискивается, выбирая местечко поудобнее, сутулый мужик с падающими на лоб космами. Пыльная, заношенная до дыр фуфайка перехвачена в талии грязной веревкой. Лицо узкое, худое, и видно, что оборванец совсем молод, в руках музыкальная байда на струнах. Сенешалю показалось, бродяга смертельно устал и чем-то раздосадован. Даже больше, чем бывают раздосадованы жизнью такие вот бездомные.
Вдоль стены установлен ряд прокопченных жаровен, рядом на подстилке пес вылизал себе яйца и тут же уснул. Никаких забот. Особого наплыва посетителей нет, но ближе к вечеру, как обычно в таких местах, все столы будут заняты.
Сзади заскрипели половицы, со второго этажа спустился человек
