ательской системе Ridero
Марина Глазова1 (из переписки):
«Дорогой Александр! Открыла я «Ваську»! Прочитала, не отрываясь, все три рассказа! На одном дыхании! С наслаждением! Всё – язык, мысли, чувства, приемы, остранения и прочее – на высочайшем уровне! Огромное спасибо!
Прочитала «Есть ли жизнь на Марсе?» с величайшим интересом! Язык потрясающий! Юмор бесподобный! И человеческая трагедия! И счастье! Блеск!
Прочитала сейчас «Принцессу», «Арбуз», «Сатисфакцию». С неуменьшающимся интересом. Замечательный юмор. Погрустила, попечалилась и посмеялась. В общем – здОрово!
Да, этот Ваш рассказ про принцессу – это что-то феноменальное! Я усмеялась! И юмор там дивный! А конец – очень страшный. Но страха, при всем юморе, хватило и в «Арбузе», и в «Сатисфакции».
Смеюсь до сих пор описанию первой брачной ночи героя и принцессы! Это – шедевр!!!
Вы даже не понимаете, возможно, какой это шедевр – это Ваше сочинение – и как это фантастически написано! Одно только перечисление «абитуриентов» чего стоит!!!
Прочитала «Пиндос» (траги-смешно и остроумно, отличный конец), «Полет пули» (трагично и страшно; написано замечательно, как и все, что я уже до этого прочитала) и «233 градуса по Цельсию» (очень сильно!).
Рассказ «Растение» замечательный! Какой Вы не просто замечательный писатель, а свой собственный стиль изобрели! Просто на зависть! Свои задумки и их развороты! Чудо!
Прочитала рассказ («Оператор»)! Могучий! Мастерство! Поздравляю!
Я совершенно не могу прийти в себя от этого Вашего рассказа. Это что-то феноменальное!
Ни одной лишней фразы.
Мне бы так писать, как Вы! Вещи страшные, а читаются легко и без отрыва. Совершенно не надо продираться сквозь текст…»
Принцесса, дочь короля
Посвящается Джулии
История эта кошмарная, и, не приведи Господи, кому из вас такое пережить. У меня и сейчас в руке дрожит перо…
А вышло всё оттого, что вздумал я, старый пень и дурак, в тридцать пять лет жениться.
Говорят, что рожать в этом возрасте уже будто бы трудновато, а вот жениться – в самый раз. Созрел, мол, нагулялся. Остепенился. Не знаю. Если в жизни всего наделался, то, скорее, помирать пора, а не жениться.
Красавица моя временно проживала в Москве и училась на журналистку. А я готовился получить диплом культурного человека в специальном институте, где пять лет учат играть на балалайке, а первые три года – читать и писать. Институт, само собой, тоже находился в Москве, общежитие наше поставили на ремонт, а меня, за хорошую учёбу, поселили в ДАСе – общежитии Московского университета. Первую неделю я ходил овцой по ихнему общежитию и пялил глаза на росписи, выполненные пещерным человеком, на курящих девочек и чёрных негров, которые рассаживались вокруг кадки с пальмой и чем-то напоминали Африку.
Я чуть было не окунулся во всю интересную атмосферу дискуссий и жарких прений, каковые разводили здесь люди исключительного мозгового размаха. Но тут эта девушка злополучная попалась. Вроде, как шлагбаумом, она отсекла мне путь к живому общению с талантливой молодёжью ДАСа.
Да, да, она была красавицей. Иначе я не пролил бы суп на её ночную рубашку.
В той самой, знаменитой «дасовской» столовой, тихонько я двигал свой поднос к кассе и случайно оглянулся. Ну и негритянка… Ну и негритяночка! Тридцать пять лет жил, не знал, что такие негры на свете бывают. По телевизору их, что ли, выборочно всегда показывали? Да и здесь, в ДАСе, сплошь синие, губастые, с плоскими лбами – страшно смотреть. А тут – вполне европейская будто бы женщина, только губы сочно-красивые, чувственные, каких в Европе не делают, да кожа…
Что кожа – у нас в Актюбинске, в Мугоджарском районе, и почерней девочку можно отыскать.
Наверное, я, как все мужчины, сволочь, потому что хочется рассказать и про стройность её, и про большие глаза голубые, и про волосы, что длинные, вьющиеся, до самого пояса.
Ну, что она, скотина какая, что я о ней всё – с ног до головы, как о лошади. Ещё бы про зубы похвалился.
…Да, и зубки у неё были, хотя и несколько крупноваты, но хороши поразительно.
И вот на эту улыбку я натолкнулся со своим подносом, ожёгся об эти глаза. И был бы я последний чурбан невоспитанный, если бы не уронил весь обед, не облил ей супом ночную рубашку, и – не опрокинул себе на голову стакан сметаны потом, когда увидел, каких дел натворил, и как трудно будет теперь всё исправить.
Джулия (она – Джулия!) рассмеялась так,
Марина Глазова, филолог, лингвист, бывший преподаватель Института восточных языков при МГУ, а затем Русских кафедр Гарварда (США) и Дальхаузи (Канада).
