намекнуть, что у меня дела, уже мне пора, идти далеко – может быть поздно, вечер… Знал – Кира опять расстроится, может – плакать будет и потому всё оттягивал момент объявления о моих планах на ближайшие минуты.
Ну, – думаю, – сейчас вот немного поглажу её, чмокну в щёчку, покажу, что не такой уж я Кай с холодным сердцем, – и скажу.
Перевернулся и голый лёг на голое тело Киры. Она вопросительно, с тревогой посмотрела мне в глаза. Я тихо коснулся губами её щеки. Потом – шеи… А потом – случайно, наверное – встретились наши губы. Приоткрытые губы Киры – с моими. И… Я ещё не знал таких ощущений! Мои губы купались в горячей влаге Кириных губ, встречались с языком… Во мне опять пробудилось бешеное желание!
Так вот почему на советских фильмах с поцелуями ставили гриф «до 16 лет не допускается»! Цензоры и партийные блюстители нравственности знали, что поцелуй – это не игрушки. Что при поцелуе у мужчины обязательно встаёт, а с женщиной тоже наверняка происходит что-то подобное. И сцены, в которых поясным планом показывают целующихся киногероев, могут растлительно действовать на молодёжь, потому что совсем легко представить, что творится в трусах героев там, в нижней части экрана!..
Поцелуй – это, по сути, такой маленький предварительный половой акт. Вполне иллюстративный в ощущениях. Поцелуй – это трейлер возможного полового акта.
…Ноги Киры сами раздвинулись, и я вошёл в неё резко, грубо, будто вонзил по самую рукоять кинжал…
У нас ещё никогда не было два раза. Обычно я, совершив очередной свой, безнравственный во всех отношениях, поступок, быстренько собирался и уходил. А тут…
Я безжалостно пинал её упругий, трепетный – там, внутри – мячик и – целовал, целовал, целовал!.. Губы Киры, как будто давали мне дополнительную мужскую энергию, я не мог остановиться…
А потом она закричала…
Забилась в судорогах, захватывая, комкая в ладонях простыни, целуя, обнимая меня и опять комкая всё, что попадалось под руки…
Мы обессилели и обмякли оба… Вместе…
Как после всего такого я мог перестать приходить на Снайперскую улицу?
Не мог.
Только, когда я уходил от Киры, у меня просыпались стыд и совесть. Которые до того вообще не подавали никаких признаков жизни.
А вообще, любовь это не детские игры. В каком бы возрасте она ни возникла. И ей без разницы – взаимное ли чувство, или нет?
Во время моего очередного визита, когда я опять мысленно готовил свою речь для расставания, Кира, надевая трусики и поправляя причёску, сказала, что у неё нет месячных.
Мне эта информация ничего не говорила. Ну и что? Может, это даже и хорошо? Хлопот меньше. Я подумал, что на эту, вполне нейтральную, фразу, я могу сказать свою, почти такую же. И сказал: – Я, наверное, пойду… Поздно уже…
– Саша, я, наверное, беременна…
– Пойду я… Что? Как… беременна?..
– У меня
