занимало, почему я так мало знаю свой собственный город. Да ничего я в нём и не знал, кроме мест своего детства и юности и тех достопримечательностей, куда водили наш класс для «культурного развития». С тех далёких времён я возненавидел коллективные экскурсии, да и достопримечательности тоже. Когда поднялся «железный занавес», я открыл свой личный туристической сезон. Теперь я сам мог выбирать куда ходить и что смотреть. Своими глазами увидеть те страны, с которыми был «знаком» с детства: от Греции, родины богов и героев, до Америки, страны золотоискателей и индейцев.
Тем летом меня неудержимо потянуло во Флоренцию. Надо сказать, что в предыдущем году я уже побывал здесь, проездом из Рима. Пары часов между поездами мне хватило, чтобы попасть в плен этого невероятного города. А ведь я просто прогулялся по улицам – благо вокзал Санта Мария Новелла «въезжал» прямо в город, в его исторический центр. Тогда я успел пройти только от церкви (той самой Санта Мария Новелла) через радостно-величественную Соборную площадь и площадь Синьории со средневековым замком до знаменитого моста Понте де Веккио – и обратно. Этого оказалось достаточно: я поклялся сюда вернуться. Сдержать клятву было легко: когда в московских снах я вновь бродил по Флоренции, то просыпался с улыбкой на губах и тянущей тоской в сердце.
Чтобы не стоять в очередях, которых достаточно навидался во время той предварительной прогулки, я заранее заказал билеты в Капеллу Медичи, галерею Академии и галерею Уффици. Все сеансы на утренние часы, чтобы меньше народу, и на свежую голову. Я специально ограничился одним музеем в день: меня слегка насторожила непонятная и возрастающая с каждым днём тяга вернуться. Тем более, что в сети я наткнулся на упоминание о странной особенности этого города. Оказывается, Флоренция считается самым опасным для туристов городом в смысле сохранения психического здоровья – на неё приходится аномально высокое число гостей, госпитализированных с острым психическим расстройством.
В первое своё утро во Флоренции я отправился в Капеллу Медичи. Там всё и началось.
Двухголовая Капелла – большой купол и поменьше – состоит из Капеллы Принцев и Новой Сакристии. Эта последняя создана Микеланджело, и нацеливался я именно на неё. Однако попасть туда можно было только пройдя мимо Капеллы Принцев. Не заглянуть в неё по пути к Микеланджело казалось глупым: ведь я читал в сети множество восторженных отзывов. Да, это оказалась невероятно роскошная гигантская шкатулка, попав в которую неосторожный турист рисковал завязнуть надолго, как муха в блюдце с мёдом. Восхищённые глаза требовали смотреть ещё и ещё – на пол и стены, изукрашенные каменными узорами, на высоченный потолок с возносящимися фигурами на фресках.
Обойдя «шкатулку» в третий раз, я почувствовал себя достаточно опустошённым, чтобы без затаённого страха (а вдруг все эти восторги ценителей окажутся пустышкой?) перейти в Сакристию. Контраст был разительным: разноцветная роскошь – и предельная простота. Только белое и чёрное. Четыре обнаженные фигуры возлежали попарно на двух саркофагах: Ночь и День, Утро и Вечер. Мрамор был как живая плоть, каждая фигура вызывала… Не могу подобрать слова, да и слов не требовалось – это был какой-то другой уровень общения, мне ещё незнакомый. Я просто переходил от фигуры к фигуре и впитывал исходящее от каждой послание, даже не пытаясь расшифровать его.
Завершив круг, я вновь подошёл к Вечеру. Меня удивила разница между головой статуи и телом. Разница в обработке поверхности. Великолепное, свободно раскинувшееся тело выглядело совершенно человеческим – с переливающимися друг в друга мускулами под безупречно гладкой кожей. Но вот голова… Я знал, что это автопортрет, только немного исправленный – Микеланджело выпрямил свой нос, перебитый еще когда он был подростком, обучавшимся искусству ваяния в садах Медичи. Но почему тогда он не отполировал голову так же, как и тело? Кстати, голова Дня выглядела ещё более «незаконченной» – грубые контуры и лишь намёк на взгляд, требовательный и грозный. В то же время головы двух женских фигур – Ночи и Утра – были отделаны столь же безупречно, как и тела. Почему именно мужчины – Вечер и День – остались «незаконченными»?
Стремясь понять послание скульптора, я приблизился к Вечеру насколько позволяло ограждение, и попытался поймать его взгляд. Удивительно, но первоначально лишь намеченные глаза становились всё более определёнными и живыми, и скоро мы уже смотрели прямо друг на друга. Слегка испугавшись, я попытался отвести взгляд, и не смог. Тут я уже испугался по-настоящему, а потом испуг перешёл в панику, когда стены (я их видел боковым зрением) растворились и вернулись изменёнными. Я оказался в «шкатулке», наподобие той, откуда пришёл, только поменьше. Неторопливо растворилась и она, а потом две «декорации» стали сменять друг друга с возрастающей скоростью. Я почувствовал, что теряю сознание, и только тогда сумел разорвать зрительную связь с Вечером.
Ко мне уже спешил смотритель, до того незаметно сидящий на стуле у противоположной закрытой двери. Я смущённо пробормотал: «Thank you, I’m OK!» и вышел в ту же дверь, откуда пришёл – единственный открытый вход и одновременно выход. «Не хватало только чтобы
