тем самым наблюдателей, если таковые были, – заходил и подолгу стоял в подъездах, резко разворачивался и шел в обратном направлении, но слежки так и не обнаружил.
Коль она была, то давно уже привыкла к образу жизни «объекта», к его домашнему затворничеству, и концы следовало искать не на улице, а где-то рядом, близко с собой. Мысль сразу же обратилась к «игрушкам», однако он отмел ее в тот же миг как абсурдную: никто в мире не смог бы убедить его, что эти прекрасные женщины, отдающиеся только воле своих чувств, способны шпионить за ним. Как он ни прикидывал, но единственным человеком извне, каким-то образом «приближенным» к квартирам на первом и втором этажах, оставался юноша-участковый, безответно влюбленный в «мягкую игрушку». Он продолжал систематически приходить, сначала звонил к Головерову, потом спускался на этаж ниже и робко трогал кнопку звонка. Чаще всего ему не открывали, и он уходил восвояси, бывало, что подходил к окнам, пытался заглянуть, подсмотреть, как воришка, но изредка, если участковый проявлял настойчивость, «мягкая игрушка» вздыхала и шла в переднюю. Разговаривали всегда через порог и довольно громко.
– Он опять у тебя? – спрашивал несчастный блюститель порядка.
– Да, опять у меня, – просто отвечала она. – И мы только что выбрались из постели. Нам было очень хорошо.
Иногда она потягивалась при этом и захлопывала дверь.
– Зачем ты его все время дразнишь? – смеялся Глеб. – Представляешь, что у него на душе?
– Ничего у него на душе, – говорила серьезно «мягкая игрушка». – Он маленький и трусливый хам, мелкий человек. Даже застрелиться не мог. Пусть переживает. Переживания делают из мальчиков мужчин.
Эта ее жесткость казалась тогда Головерову капризом…
Теперь же, анализируя ситуацию, он убеждался, что женский глаз был зорче: маленький этот человечишка, но облеченный властью, как нельзя лучше годился для негласного присмотра за Глебом. Посещения участкового диктовались не любовью, не ревностью и не исполнением служебных обязанностей, а обыкновенной проверкой. Его могли завербовать в филеры, даже не посвящая в суть дела. Влюбленные мальчики так себя не ведут…
Осторожно, чтобы не слышала «мягкая игрушка», он вошел в свою квартиру, достал записную книжку, где были закодированы адреса и телефоны всех бойцов «Молнии», затем соорудил примитивную химловушку, вылив полфлакона чернил под тонкий коврик у двери с внутренней стороны, – если кто-то войдет без него, обязательно наследит и в квартире, и на лестничной площадке. После этого он спустился вниз и условным звонком позвонил «мягкой игрушке». Она уже беспокоилась – двенадцатый час ночи. Она работала в первую смену, пришла домой в три часа дня и еще не видела Глеба.
– У тебя что-то случилось, – сразу же определила она, хотя Головеров делал веселый, безалаберный вид.
– Я полюбил другую, – полусоврал, полупризнался он.
– И у меня есть одна странная новость, – вдруг сообщила «мягкая игрушка». – Сегодня шла с работы, и ко мне приклеился один приятный мужчина,
