в конвекционной зоне Солнца. Или на границе земной мантии и ее жидкого ядра. Его можно синтезировать в ядерных реакторах – считанными атомами. А для гравитонных сеток нужны граммы, в масштабах все планеты – тонны.
В достижимом пространстве сибирий обнаружен только на большом астероиде Эмета. Поэтому полуживое человечество отдало последние силы, умы и средства для проекта «Феникс».
Поэтому я здесь, в тесной капсуле катера. Напротив меня возится с ремнями этот америкос, зыркает злобно сквозь блистер шлема. Я это хорошо вижу правым глазом, левый все еще заплывший.
Человечество получило шанс. На этот раз – точно последний. Шанс научиться жить вместе.
Я-то не против жить вместе. С итальянскими кастратами, с непальскими монахами, с собакообразными павианами – да хоть с сине-зелеными водорослями! Только не с этими звездно-полосатыми тварями.
Никогда не забуду девчонку на перекрестке убитого города. Счетчик радиации захлебнулся цифрами и сдох. Я втащил ее в эвакуатор.
У машины – триста миллиметров брони, противорадиационный подбой, антинейтронный надбой, полная герметизация, я – в скафандре высшей защиты. И то жгло кожу, а во рту копилась кислая слюна.
А она – в одной ночнушке, босая. Вокруг были жирный чад, щебень и стекло – или битое, или расплавленное. Пыль лежала полуметровым слоем, и каждая пылинка дышала смертью. Асфальт стал жидким, сгоревшее небо – твердым, как крышка склепа. Так и выглядит ад.
А она стояла, с чистым лицом, с белой кожей, белыми глазами. Белая кровь в бесцветных сосудах.
Я втащил ее через люк – невесомую, полуголую.
Уже мертвую.
Ее белые волосы были на крышке люка, и на сидениях, и на противорадиационном подбое. Даже через много дней, когда танк прыгал на очередном поваленном столбе, сотрясая свои бронированные кишки, вдруг откуда-то появлялся тонкий волос и плыл среди вони солярки и густого мата, плыл…
Как осенняя серебряная паутинка.
Ненавижу.
– Викинг, ответь Фениксу. Как у тебя? Тут одна блондинка машет тебе ресницами и волнительно вздымает грудь.
– Феникс, у нас нормально. Сто двадцать секунд. Все по плану. Словно на тренажере. Бокового ветра не наблюдается, как и атмосферы в принципе. Чего волноваться?
– Тьфу, Викинг, зря ты это сказал. Грудь перестала вздыматься, и у ребят в рубке резко упало настроение. И еще кое-что.
– Это капитан. Прекратите засорять эфир.
– Есть прекратить есть и засорять, мастер!
– Тридцать секунд. Разворот. Включаю тормозные.
Катер развернулся дюзами к поверхности Эметы, короткими вспышками двигателей гася инерцию. Он сейчас походил на жука-навозника с драгоценным грузом: короткий крепкий корпус, выбросивший ноги опор, придавленный сверху двадцатиметровым эллипсоидом посадочного модуля.
Или – на гриб.
– Пять секунд.
– Мы
