и муж. И про пятьдесят тысяч выложила для эффекта, Лидка ей заранее похвасталась.
Николай выслушал хладнокровно, но выспросил все до тонкостей – и где Лидка живет, и когда у нее день рождения, и пригласила ли она Маринку отмечать знаменательную дату. Это у Маринки было самым больным местом – ясно было, что за одним столом с Лидкиным банкиром ей не сидеть. Дружба дружбой, а табачок врозь. Просто она собиралась на следующий день забежать – поздравить и подарить какую-нибудь безделушку, неважно какую. Чем она могла удивить подругу, которая запросто загребает по пятьдесят тысяч?
Вот и забежала. Этот день, шестнадцатое августа, она до самой смерти не забудет. Хорошо еще, она не видела всего. Говорят, там такое творилось! Мужики не выдерживали. Какого-то мента, рассказывают, прямо вырвало, как он все это увидел. Бедной Лидке просто полголовы снесли, будто из пушки стреляли, и ничегошеньки не осталось от ее красоты и молодости.
Но Маринка, к счастью, этого так и не увидела. Она видела только, как трупы выносили, простынями накрытые. И темное пятно крови на асфальте перед входом. А внутрь ее не пустили, там ментов было море, да она и не рвалась.
Ей вообще в ту минуту сделалось так плохо, что Маринка подумала: «Сейчас и меня – под белой простыней, за компанию». Голова закружилась, руки-ноги отнялись, язык – чудом она там не рухнула. Спасибо, какой-то пожилой мужчина помог, накапал корвалола, заставил выпить, тогда чуть полегче стало. Забавный мужичок, обстоятельный – это же надо, всегда при себе корвалол носить, стаканчик. Когда Маринка отошла чуть-чуть, на нее вдруг такой смех напал, самой страшно стало. Хохотала до икоты, пополам со слезами.
А после похорон то же самое было. Опять язык отказал, и ноги как ватные сделались, а в глазах мошки какие-то запрыгали, искорки. Маринка решила, что умирает, переполошила соседей. Но в тот раз быстро отпустило.
По-настоящему скрутило ее вчера, на работе. Это уж, как говорится, получился полный абзац. Только что в руках у нее были золотистые волосы очередной клиентки, расческа, тускло посверкивало зеркало, шумел фен – и вдруг чернота, провал, а потом, как из-под земли, стали возвращаться какие-то крики, пятна, какая-то вода текла по ее лицу…
Сослуживцы вызвали «Скорую». Нестарый внимательный мужчина-врач осмотрел Маринку в подсобке, решительно выставив оттуда сгорающих от любопытства товарок.
Маринка, запинаясь и путая слова, отвечала на вопросы, покорно раздевалась-одевалась, дрожащими пальцами подолгу нащупывала застежки, подставляла доктору то руку, то ногу, то высовывала язык, то пыталась с закрытыми глазами попасть пальцем в кончик носа – делала все, что ее просили. Всю ее обслушав и ощупав, врач сильно нахмурился и сказал:
– Знаете, лично я пока ничего угрожающего не вижу… Скорее всего дело тут в нарушениях чисто функционального характера… У вас, видимо, чересчур лабильная нервная система… Но, поскольку вы говорите, что уже лежали с подобными симптомами в неврологическом
