в лицо, это неприятно. Лучше отсидеться. Спальный район наблюдал за ней хищными жёлтыми глазами фонарей, но по заросшим жирной зеленью палисадникам она кралась с безупречной осторожностью.
Об относительности пространства и гравитации такие, как Кея, знали всё. Поменял ось координат – вуаля, бредёшь по отвесной стене вверх. Таким, как она, с детства твердили, что не только ты вписан в пространство, но и пространство вписано в тебя. Значит, им можно управлять.
«Где же он? Вроде бы я не ошиблась домом», – думала Кея, принюхиваясь. Она была изрядно голодна, обоняние обострилось. Мужчину она наметила в прошлый раз. Ликвор внутри него отлично настоялся и был не просто готов к употреблению, а превратился в настоящий деликатес.
«Может, его нет дома? Или кто-то другой добрался и выпил? Странно. Здесь вряд ли охотятся».
Кея остановилась и осмотрелась. Выйти на охоту и остаться совсем без улова было бы неприятно. А вцепиться в первую попавшуюся жертву и получить меньше, чем потратить на атаку – глупо.
Нужно было обмозговать, куда двинуться дальше, но думать мешали странные звуки, доносящиеся из окна прямо у неё под ногами. Она присела и прислушалась.
Скулёж? Наверное, собака скучала.
Окно было плотно закрыто, свет выключен, но шторы не задёрнуты. Разумеется, Кея отлично видела в темноте. Она прильнула к стеклу, но не смогла определить источник звука. Комната как будто бы была пуста.
Пространство пришлось развернуть согласно порядку посещаемого мира из-за накатившей усталости. Держать нужную ось – как держать руки на весу. Сначала это легко, но с каждой минутой всё труднее. Кея села на отлив, вытянув ноги. Комната была смешной и безвкусной: голубые стены, ультрамариновый ковролин, уродливые тканевые животные повсюду. И звуки.
Наконец, в углу кто-то шевельнулся и всхлипнул.
Это был ребёнок. Он сидел на полу с согнутыми коленями и опущенной головой. Сжался весь в клубок, вот Кея его и не распознала.
«Не задаётся охота. А тут ещё этот плакса. Ну замолчи! Какое у тебя может быть горе?».
Однако, ребёнок плакал не напоказ. В помещении он был совсем один.
Кея посидела ещё несколько минут. Затем встала, поворачивая ось, но почувствовала взгляд. Суккубы ощущают взгляды физически. Как прикосновение к коже пера или кисточки. Она нагнулась, чтобы снова заглянуть в окно, и встретилась глазами с малышом. Мальчишке в пижаме со слонами было лет шесть.
– Ты меня видишь?
Через стекло он, конечно, не слышал. Тогда она помахала рукой. Помедлив, ребёнок тоже помахал. Потом подошёл и повернул ручку окна.
– Глупый, что ты делаешь? Не открывай незнакомцам! – испугалась Кея.
– Ты кто?
– Лучше тебе не знать.
– Тебе, наверное, холодно.
– Нет.
Попадаться детям было нежелательно. Они видят слишком много, суккубы не были исключением. А увидев один раз, он будет теперь всю жизнь узнавать их. На улице, в толпе, гуляющих по крышам и стенам, вылезающих из окон… Правда, будет пытаться не смотреть, игнорировать, списывать на обман зрения и бурную фантазию.
– Почему ты плачешь?
– Меня ударили больно.
– Кто посмел?
– Дядя Серёжа. Он меня кинул головой об стену. Теперь всё кружится. И шишка.
"Так-так, интересно".
– Впустишь меня?
Мальчик открыл окно шире и отошёл, чтобы впустить ночную гостью.
Ковролин был хоть и омерзительного цвета, но новый и мягкий. Кея встала на него и наслаждением потопталась на месте. Ребёнок всё рыдал, дёргая крохотными плечами. Она совсем не умела обращаться с детьми, хотя в Чертоге их было полно. Маленькие демоны плакали очень редко.
– А где этот твой дядя Серёжа?
– В большой комнате спит, с мамой.
– Он не твой отец?
– Нет. Папа уехал на другую планету. Он космонавт.
Демоница вздохнула.
– Почему он с тобой так обращается?
– Потому что я мразь.
Языковой барьер Кее преодолевать не приходилось. Суть сказанного она воспринимала не ушами, а всем сознанием, произнесённое ею воспринималось таким же путём. Важно было не то, из каких звуков состояли слова, а что значили. И слово «мразь» явно больше характеризовало дядю Серёжу, а не малыша. Ей сильно захотелось проведать этого человека, но бросать рыдающего ребёнка тоже не годилось.
– Всё пройдёт. Скоро
