Мы на Ленских семь лет робили и не однова такую падлу не варили, а вы к чему приставлены?! Небось Никитка своей Насте не такой дал, а самый зад отлящил.
Толпа грохнула хохотом.
Из задних рядов вывалился на середину бородач. Жесткие усы старика топорщились и шевелились вместе с морщинами.
– Тише, кобылка, ш-ша!.. Мое слово будет такое: раз ты баба идейнова человека, то гожа или не гожа эта говядина, лопай за обе шшоки и не бреши на постную молитву, окаянная душа!
В толпе баб ручейком пробежал насмешливый колючий ропот:
– Вот как завши-то жисть куражат!
– Нате, девки. Без году неделя на должности и задается!..
Что твоя хозяйка прежняя.
– Харкнул бы ей, Качура, в гляделки-то, чтобы со смеху закатилась…
А Качура морщил подслеповатые сонные глаза и будто искал кого-то среди собравшихся.
На галдеж из-за дальнего стола поднялся Вихлястый и пьяной походкой направился к топчану.
– В чем дело?!
Завидя свою жену, одной хваткой за круглые плечи завернул ее лицом к дверям. Но бабы, как утки в испуге, дружным ревом вступились за нее:
– А ты языком болтай, да рукам воли не давай. Ячеешник таловый!
– Как ранее, так и теперь такие, видно, бабьи права…
– Ты словом улести, а не своими медвежьими лапами…
– Так, понужай их, бабы! Они распустили на вас собак, а вы должны показать им свои клыки! – крикнул Залетов, сморщив в шутку физиономию.
Василий, внакидку в красном полушубке, с улыбающимся лицом, приподнялся из-за стола и будто смехом кольнул баб в самое нутро:
– Молились вы тут, а видно, и баптистский бог велит баб колошматить как сидоровых коз.
Среди мужчин смех, остроты:
– Да бабу чем больше бьют, тем крепче любит.
Женщины не уступали:
– Черт вас любит, затхлых…
Василий вышел на середину, в самый круг баб. Черная куча волос заколыхалась на его голове. Острый подбородок вздрогнул, а глаза смеялись.
– Мы с вами еще сварганим работишку, бабы, когда немного оперимся. Вот только женорга бы нам выколупать! Завернем трудмобилизацию сначала и докажем мужчинам свою ухватку… А там швальную и детясли устроим…
И тут же хлопнул по плечу Вихлястиху:
– Вот кого бабьим руководом назначим – гвардеец женщина!
Со всех сторон не слаба! Приходи – проинструктируем, и навертывай на все сто процентов.
– Да, сваи забивать можно! – это опять мужчины.
А бабы надрывно вперебой плескали угарной бранью и насмешками:
– Гвардеец-то гвардеец, да только с другого конца!
Вихлястиха, отплевываясь во все стороны, легко выбежала во двор, и уже за дверями, покрытый смехом, послышался ее голос:
– Псы! Ошкоульники!
