стоять его имя… «Богемский ефрейтор» – президент Германии?.. – Гаусс ударил рукой по подлокотнику. Но ладонь только глубоко ушла в мягкую кожу, не издав даже сколько-нибудь громкого звука.
– Но там стоит подпись отца.
– Вы же сказали, что эту подпись должны были сделать вы, вы сами… Так что же удивительного в том, что вы сделаете ее еще раз, когда он потребует?
– Господин генерал! – Оскар выпрямился и выставил грудь, как должен был сделать германский офицер, если его оскорбляли.
– Сейчас не до обид, – резко оборвал его Гаусс. – Если вы поклянетесь мне, что не пойдете на это… Впрочем, нет, даже в таком случае я вам не поверю…
– Господин генерал!.. Это слишком!
Но Гаусс, не обращая на него внимания, продолжал:
– Только в том случае, если у меня будет храниться текст завещания, изложенный вашей рукой и скрепленный вашей подписью, я буду почти уверен в том, что вы не пойдете на то, чего потребует Гитлер. И то вы видите, я говорю «почти»… На свете больше нет никаких гарантий ни от каких подлецов.
– Ваши годы и положение, господин генерал, – сухо проговорил Оскар, – избавляют вас от необходимости выслушать то, что на моем месте должен был бы сказать офицер. – Оскар вставил в глазницу монокль и, гордо подняв голову, зашагал к двери. Но, сделав несколько шагов, он вернулся к столу и с изумлением уставился на то место, где оставил недописанный текст завещания. Он даже пошарил по столу рукой, словно не верил собственным глазам: лист исчез.
Оскар вопросительно посмотрел на сидевшего сбоку стола Гаусса. Тот сидел, сцепив сухие пальцы у подбородка, и смотрел куда-то в пространство.
Оскар хорошо помнил, что он перестал писать в тот момент, когда из-под его пера вышло имя Папена как преемника умершего президента. Да, он это хорошо помнил…
– Господин генерал…
Гаусс продолжал сидеть неподвижно и смотреть так, будто перед ним никого не было.
– Это… это… – запинаясь, бормотал Оскар, не находя нужного слова.
За него продолжил сам Гаусс:
– Это ничуть не хуже того, что вы уже сделали и что еще сделаете.
Гаусс поднялся с кресла коротким, быстрым движением. Оскар так же быстро вышел.
12
Цихауэр держал руку Асты в своей, внимательно разглядывая ее. Потом опустил руку на черный бархат платья, отошел на шаг и, склонив голову набок, еще раз полюбовался. Узкая белая кисть с едва заметной просинью жилок, с тонкими длинными пальцами лежала на бархате, как драгоценное произведение ваятеля.
– Завтра сядем за работу, – сказал Цихауар.
Аста подняла свою руку и с усмешкой посмотрела на нее.
– Это не очень любезно в отношении дамы: не найти в ней ничего лучше рук. А теперь, – она встала с софы, на которой полулежала, – покажи, что ты сделал для отца.
– Мы с ним не сговорились…
Цихауэр
