только что исписанную им страницу. Елизавета сначала с трудом разобрала несколько первых слов, но потом немного привыкла к почерку книжника и читала уже свободнее. Рядом лежали две покрытых воском дощечки и маленькое аккуратное стило, которым княжне разрешалось переписывать отрывки из летописей[21]. Елизавета была уверена, что и сегодня монах позволит ей немного поупражняться в переписывании Евангелия.
– Видишь, варяг, какой учености княжну растим для сына кого-то из норманнских королей?
– Вижу, давно вижу, – решительно повел плечами, словно перед схваткой разминался, Эймунд. – Она – истинная шведка.
– Да, истинная, – машинально как-то подтвердил монах, но вдруг осекся. – Почему же шведка? Из русичей она, киевская княжна.
– Она шведка, как и ее мать, ее братья, – решительно молвил викинг, сурово насупив брови. – Когда сыновья князя Ярослава займут престолы в русских городах, окажется, что всей Русью правим мы, норманны. И дружины воинские у каждого из них будут норманнские, и жены тоже.
Высказав все это, Эймунд рассмеялся настолько воинственно, словно только что поверг доселе непобедимого врага.
Прокопий поднялся, подошел к окну и какое-то время стоял спиной к варягу, осматривая открывшуюся ему часть двора, в конце которого все еще сидел на земле обессилевший после очередного провидческого экстаза юродивый Никоний.
– Неужели так желает их мать, великая княжна Ингигерда, чтобы Елизавета, сестры и братья ее осознавали себя норманнами? – доверительно поинтересовался монах.
– Достаточно того, что этого хочу я.
– Ты – это понятно. Меня интересует желание великой княгини Ингигерды. Мне ты можешь говорить правду. В дела княжеские не вмешиваюсь, поскольку не дано мне. Однако же знать хочу истину, какая она есть.
– Зачем она тебе, монах? – к монахам, как и ко всем прочим мужам, не обладающим навыками и мужеством воинов, он всегда относился с нескрываемым презрением, как обычно относятся к людям жалким, а посему недостойным.
– Да потому, что знание сие дарует мне, книжнику монастырскому, многие раздумья о судьбе земли нашей Русской.
– Ну, если эти знания нужны только тебе… – снисходительно улыбнулся норманн, – тогда поведаю.
Он прошелся по келье, остановился возле огромного сундука, на плоской, металлом обитой крышке которого лежало несколько массивных книг – лишь небольшая доля того книжного богатства, которое таилось в самом сундуке. Затем подошел к княжне Елизавете, которая, шевеля розовыми губками-лепестками, читала написанное монахом… А тем временем Прокопий внимательно, напряженно следил за каждым его движением и терпеливо ждал. И лишь когда терпение его иссякло, напомнил:
– Все, что ты скажешь, останется между нами. Если княжна что-либо и поймет-запомнит из молвленного тобой, то попытается
Стило (
