дни напролет разливала горячую приторную субстанцию по сотням стеклянных банок. Клэр ничего не оставалось, как предложить свою помощь, так же как и я чувствовал себя обязанным ассистировать Сержу с его черепицей. «Помощь нужна?» – спросил я после седьмой тележки. «Не откажусь», – ответил он.
«Когда нам можно будет отсюда уехать?» – спросила Клэр вечером, лежа в постели; мы наконец были одни и, несмотря на жару, могли прижаться друг другу. От ежевики ее пальцы окрасились в синий цвет, синие пятна более темного оттенка виднелись и на волосах, и на щеках. «Завтра, – сказал я. – Нет, послезавтра».
В прощальный вечер Серж и Бабетта пригласили друзей и знакомых на ужин в саду. Среди них не было ни одного француза – исключительно голландцы, обладатели загородных домов по соседству. «Не волнуйтесь, – сказал Серж. – Соберется тесная компания, наиприятнейшие люди».
Вечером у Сержа в саду стояли, не считая нас, семнадцать голландцев, вооруженных бокалами и тарелками. Престарелая актриса («без работы и без мужа», как просветила меня на следующее утро Клэр), худой как щепка хореограф на пенсии, пивший только минеральную воду «Виттель» из принесенных с собой пол-литровых бутылочек, и гомосексуальная пара писателей, беспрестанно придирающихся друг к другу по любой ерунде.
Бабетта устроила шведский стол с салатами, французскими сырами, колбасой и багетами. Серж в красно-белом клетчатом фартуке, взяв на себя ответственность за барбекю, жарил гамбургеры вперемежку с кусочками мяса, перца и лука на шампурах. «Секрет барбекю в хорошем огне, – разъяснил он мне за несколько часов до ужина в тесной компании. – Остальное мелочи». Мне поручили собирать сухие ветки. Серж пил больше, чем обычно, рядом с барбекю он поставил в траву оплетенную бутыль – возможно, он нервничал по поводу того, как все пройдет, хоть и не подавал виду. «В Голландии сейчас уплетают картошку с подливкой, – сказал он. – Даже мысль об этом мне противна. Ты только посмотри вокруг, вот это жизнь!» – Вилкой для мяса он обвел деревья и кустарники, заслонявшие дом от назойливых посторонних.
Все голландцы, с которыми я общался в тот вечер, рассказывали примерно одно и то же, зачастую даже в одинаковых выражениях. Они не завидовали своим соотечественникам, вынужденным из-за нехватки денег или по другим причинам оставаться в Голландии. «Мы катаемся как сыр в масле», – сказала женщина, много лет, по ее словам, проработавшая в «индустрии похудения».
Посмотрев на фигуры с бокалами в руках в золотистом сиянии факелов, стратегически размещенных Сержем в саду, я вспомнил фразу одного старого актера – как бишь его? – из рекламного телеролика десяти– или двадцатилетней давности: «Еще бы не кататься как сыр в масле, тем более когда сыр – настоящий французский, да еще и к бокалу хорошего коньяку…»
В тот же миг я ощутил запах бурсена, словно мне сунули под нос тост, намазанный этим препротивнейшим суррогатом мягкого французского
