выжженной жарким солнцем до последней капли росы, как сердце до последней надежды.
Она посмотрела на свои ножки – не поранила ли их. Ведь, может, и дальше придется идти пешком… Только сейчас она заметила, что у нее остался только один сапожок, и тот разодранный. Должно быть, разували ее, но потом оставили. А может, при обувании оставили.
Необутая нога болела. Настя всмотрелась внимательнее. На ней была черная засохшая кровь…
И еще увидела, что в черных возах были в беспорядке набросанные вещи, в основном женские, и разнообразные ткани, видно, награбленные. Она горько улыбнулась. Ей вспомнилось пророчество цыганки. Оно уже сбывалось, но совсем иначе. Ведь она и правда видела под ногами адамашки, но не было ни жемчуга, ни белого шелка. И кровь была не на руках, а на ногах…
Тревожно она искала на себе маленький серебряный крестик от матери, ибо боялась, что его забрали. Он был на месте. Она надела его набок. Как дорог он был ей теперь! Напоминание не только о матери, но и о том крае, который она покинула, – может, навсегда. Впервые в жизни она почувствовала настоящую близость того, кто умер на кресте в мучениях. Страдание приближало к нему. Кругом страдали бедные пленники, угнетенные, шедшие на свою Голгофу. Она крепко прижала крестик к себе и успокоилась. Этому кресту служил ее отец. Именем этого креста боролись в степях наши казаки с татарами. Какая-то неотчетливая надежда на помощь, на свободу начала проскальзывать в ее мыслях.
Она смотрела во все стороны, ища глазами Стефана. Но не могла его найти, хотя и охватила взглядом весь татарский обоз, который как большой черный уж тянулся по Дикому полю и блестел тут и там оружием своей стражи.
И вспомнились ей детские сказки о том, как страшные злодеи и чудовища похищают девиц и забирают с собой, а затем их освобождают отважные рыцари.
«Казаки! Казаки!» – закричало что-то в ее душе. Она всмотрелась в дикую степь всей силой своего молодого зрения. И увидела далеко, где-то очень далеко ряды фигур, пробиравшихся к табору дико, как тени. Это не были татары. Она это сердцем почуяла. Какое-то безмерное сочувствие и любовь к ним засверкали в ее душе. Увидела она и конные разъезды – казацкие, точно казацкие! Она встрепенулась на черном возу и выгнула плечи, будто молясь чудотворному образу. Но раскаленный воздух так дрожал, что все кони казацких разъездов казались безногими. Да. Они ехали на безногих конях…
Настя поняла, что был мираж в степной пустыне, которые часто видят на диких полях Украины.
Она упала на воз…
Отвернулась от материи, на которой отдыхала, и соленые слезы жемчугом покатились из ее глаз. Их исторгла ложная надежда. Она пыталась погасить в себе обиду. Но не могла.
А в это время далеко, на Галицкой земле, в Рогатине, занемогшая мать Насти, убитая горем, на секунду задремала рядом с раненым отцом. И ей приснился чудный полуденный сон.
Снилось, что ее
