о подножия эволюционными уродцами, за их судорожными попытками закрепиться на этой земле, передать потомству свои мутации. Опаленные недавней войной и выжившие деревья на своем долгом веку видели многое: возведение и разрушение жилищ вокруг них, суету маленьких существ у корней в поисках подосиновиков и опят, прыжки белок по их ветвям, нарушающие покой. Исчезли белки, появились создания, отродясь невиданные на этой земле, и новые растения-выскочки, забывшие, что флоре приличествует зеленый цвет, а не густо-фиолетовый и синий. Люди стали редкими гостями в лесу, перемещались теперь небольшими группами, упакованные в странные чехлы, осторожно оглядываясь по сторонам. К ним вернулся страх, и они больше не вмешивались в жизнь деревьев, спешили поскорее покинуть уже не принадлежавшую им территорию.
Только редкие огоньки костров среди зеленой чащи освещали по ночам поляны, лес не остался покинутым и необитаемым, дал приют тем, кому он был нужен. Ищущий убежище обретет его.
Долгий путь вымотал до предела, очень трудно найти дорогу, поэтому и направлялся человек по понятным ориентирам: вдоль железнодорожных путей. Думал, что станции метро обитаемы, но не был уверен, что каждая заселена. Поэтому, кажется, и прошел мимо многих островков цивилизации, где можно отдохнуть, спрятаться от опасностей поверхности. Патронов на дорогу хватило, а вот силы уже на исходе. Оглядываясь, судорожно переводя автомат с одного темного угла на другой, вздрагивая от каждого шороха, он шел между горами мусора и обломков. Если правильно помнил, то впереди должна быть станция «Электрозаводская». Двадцать лет назад она там еще находилась. Во что теперь превратился самый красивый метрополитен в мире? Как же давно он не видел города! Покидая его на пару дней, как ему казалось, задержался на долгих двадцать лет. И теперь не узнавал в руинах знакомых очертаний. На подходах к МКАД еще безотчетно надеялся увидеть привычную картинку, но ожидания, как всегда, не оправдались: те же кучи строительного мусора, только размером побольше. Большой город – большая куча. Вот и сравнялись, наконец…
Человек резко обернулся, но стрелять не пришлось, просто ветер гонял по асфальту не то тряпку, не то пакет; предмет шевелился, как живой.
Противогаз, казалось, уже прирос к лицу, приклеился намертво. Есть ли в метрополитене вода? Хотелось пить. Умыться. А больше всего хотелось опять спокойствия и безопасности. Теперь безопасность надо искать не дома за закрытой дверью в окружении уютной обстановки – да и цел ли тот дом? – а забираться под землю и запираться надежными гермоворотами. И все же – домой хотелось, хоть одним глазком поглядеть. Но разве доберешься? Да и зачем? Для начала надо попасть в нынешнее обиталище людей. Дом или люди? Где теперь дом? Наверное, тут, с себе подобными, да и то при условии, что его примут, а не расстреляют на подступах. Уверенности никакой, и пути назад нет – слишком далеко возвращаться.
Вестибюль станции находился где-то внизу; пришлось съехать с насыпи и тут же вскочить на ноги в поисках противника. Но ни человека, ни зверя в округе пока не видно. Тяжелые двери частично сохранились, исцарапанные когтями, побитые ударами пуль. Значит, есть люди… Теперь надо быть вдвойне осторожным: животные могут усомниться в том, что он угрожает им, а вот человек эти сомнения забыл. Хорошо еще, если окликнут по привычке: «Стой! Кто идет?» Не отличаются люди гостеприимством в последнее время. Во всяком случае, в Москве исключения из правил искать не стоило.
Дырявая крыша вестибюля «Электрозаводской» прогибалась от снега, сугробы лежали и внутри – ветер заметал колючую поземку вниз на эскалаторы. В темноте показалось, что внизу блестит вода. Тепло. Там кто-то живет? Кто еще, кроме человека, будет обогревать подземелья? И будь метрополитен необитаемым, давно мог превратиться в переплетение промерзших бетонных труб, постепенно разрушающихся от сырости. Теперь путник ощутил, насколько сильно замерз, и поспешил спуститься вниз, насколько возможно спешить на проваливающихся под ногами ступенях эскалатора.
Проход был заделан давно, неровно уложенные кирпичи и камни обросли мхом. Но если метро отгораживалось от гостей извне, значит, было что сберегать внутри. Правда, ему от этого не легче: искать лазейку можно очень долго, нет никаких гарантий, что она найдется и не все станции прочно забаррикадировались от монстров. На мраморной облицовке что-то было нацарапано, стрелки и линии… И надпись – «вход». Значит, гостям всё же рады, но только двуногим, тем, кто умеет читать! Далековато располагался вход, до этой вентиляционной шахты еще предстояло добраться…
– Стой! Назовись, что ли… С какой станции? Документы!
Звука человеческого голоса он не слышал, казалось, целую вечность: трудности пути, страх и неизвестность сделали его длиннее, растянув время, как резину. Смысл слов дошел до путника не сразу. Станции действительно обитаемы! Люди ходят поверху, потому что его появлению никто не удивляется. Вот только где взять документы? Он решил пока на это не отвечать – усталость навалилась непосильным грузом, – и, едва разлепив пересохшие губы, назвал свое имя. Постовые подошли ближе. Один держал пришельца на прицеле,
