А ему хотелось знать, кто как относится к происходящему, и он было открыл рот, но пехотный капитан положил ему руку на плечо и сказал негромко, кивнув в сторону старшего лейтенанта:
– Этот старлей – из особого отдела. Так что имей в виду. – И отошел в сторону со скучающим лицом, будто ничего такого и не говорил.
Вернувшись в комнату, лейтенант Репняков сел сначала на свой стул с высокой резной спинкой, но на глаза ему попалось кресло, в котором полчаса назад сидел капитан Орловский, и он, помедлив, пересел в него. Кресло оказалось удобным, мягким, оно словно обняло тело лейтенанта со всех сторон. Репняков ослабил ремень, передернул кобуру на живот, расстегнул несколько пуговиц на шинели и не заметил, как задремал.
Его разбудили громкие голоса.
Посреди комнаты стоял невысокий худой мужчина лет пятидесяти, одетый в цивильное, мял в руках кожаную шапку с длинным козырьком и наушниками. Рядом с ним комендант района.
– Переводчика я послал с группой, – говорил седой подполковник. – Может, из вас кто знает немецкий? А то он лопочет что-то про Эриха Коха и фрау Кох. Чертовщина какая-то, ей-богу. Коха этого еще году в сорок четвертом, если мне не изменяет память, партизаны прихлопнули. А фрау его… Дело, может, и не спешное, но как говорится…
– Коха не прихлопнули, – перебил подполковника особист. – Он у поляков в тюрьме сидит.
– Может быть, может быть, – поспешно согласился комендант. – Дело, в конце концов, как я понял, не в Кохе, а в его фрау…
– Ja, ja! – закивал плешивой головой немец. – Так есть, так есть! Frau Koch! Frau Koch! – И еще он что-то говорил, прижимая шапку к груди и топчась на месте, и лейтенант Репняков пожалел, что учил в школе и училище английский, а не немецкий, хотя и английский он знал так, что будь на месте этого немца англичанин, они бы все равно друг друга не поняли.
И тут майор-танкист что-то спросил у немца на его языке. Немец шагнул к майору, обрадованно залопотал, все время показывая рукой на окно.
– Ну что он? – спросил у майора подполковник.
Майор предостерегающе поднял палец, продолжая слушать немца. Иногда кивал головой в знак того, что все понимает. Потом опустил руку, заговорил, обращаясь к подполковнику:
– В общем, такое дело. Где-то тут недалеко, если верить этому фрицу, живет жена бывшего гауляйтера Коха… Фрица этого, кстати, зовут Фриц Эберман. Так вот, эта самая Эльза Кох собирается куда-то ехать. А он, Эберман, живет напротив. Вот он и пришел предупредить, что она не спроста куда-то едет, что, может, ее ждут где-то. Короче говоря, не мешает это проверить. Может, она имеет отношение к этой кутерьме. Может, она нужна им как символ. Черт его знает! Я, признаться, немецкий знаю с пятого на десятое, так что не до тонкостей.
– А что, разве ее не расстреляли? – удивился старший лейтенант из саперных войск. – Ведь она, я слышал, в концлагере кем-то там была… начальницей вроде…
Подполковник глянул на сапера,
