щать свои семьи, убеждения, находить свое место в новой картине мира. Нам всем есть что рассказать и чем поделиться!
Тешу себя надеждой, что раз вы держите в руках эту книгу, первые два тома романа – «Утерянный рай» и «Непуганое поколение» – вызвали у вас интерес. Давайте вместе продолжим путь по страницам недавней истории!
Часть I
Горький урок
I
Иисус вошел в храм. И тихо присел на скамеечке. Народу тьма. Вот сидят они напротив него – пастухи, рыбаки, менялы, торговцы. Внимательные, насмешливые, робкие, хитрые глаза, но всех он видит насквозь. Сегодня он расскажет им о царствии отца своего, о царствии небесном.
Но чу! У входа какая-то замятня. Раздается шум и гам. Это книжники и фарисеи. А с ними какая-то женщина. Растрепанная. И растерянная.
Они ставят ее, босую, посреди народа. И начинают говорить, обличая:
– Учитель! Эта женщина поймана нами в момент, когда прелюбодействовала с чужим мужем. Моисей в своем законе указал нам, что таких надо побивать камнями. До смерти их. А ты что нам скажешь?
Мгновение он вглядывается в их лица. И читает их якобы хитрые мысли: «Вот мы и поставили тебя в безвыходное положение. Скажешь: "Поступите по Моисееву закону", – нарушишь римский. Откажешься от заповедей отцов – мы обвиним тебя в ереси. Ну как?»
Он же, наклонившись низко над землею, чертит пальцем какие-то знаки. И молчит.
«Милые вы мои дурачки!» – думает он.
Молчание Иисуса раззадоривает обвинителей. И они, нагло глядя на него, продолжают наседать, много раз повторяя свой вопрос.
Наконец он поднимает голову и, посмотрев на них, нетерпеливых, произносит:
– Кто из вас без греха? Первым брось в нее камень!
И все.
Они замолкли. Опустили дерзкие руки. И глаза. Видно, вспомнили. И может быть, впервые за много лет почувствовали стыд.
Тихо-тихо они начали расходиться из храма.
Иисус и женщина остались в одиночестве.
Он спрашивает:
– Женщина! Где твои обвинители? Никто не осудил тебя?
– Никто, Господи!
– Иди с миром. И я не осуждаю тебя. Только впредь не греши…
Не судите, да не судимы будете! Вы!
II
Зима. Прежде чем выйти на улицу, Александр Дубравин по привычке выглядывает в окно.
Унылое декабрьское утро. Горы скрыты за облаками. Кто-то невидимый в небе ощипывает снежную курицу, рассыпает на темную землю белый пух и перья.
Алма-Ата еще в полудреме. Серый, тяжелый, нависший над городом прямоугольный куб здания Центрального комитета тих и покоен. Ни огонька в окнах. Ни движения в длинных коридорах. Замерзли и замерли в ожидании весны фонтаны и каскады. Присыпаны белым пухом парковые вечнозеленые туи, сосны, ели. Застыл уродливый коричневый нарост огромной, непропорционально большой для площади перед зданием ЦК гранитной трибуны. Под нею на сером асфальте переминается озябшая толпа. В воздухе, дергаясь, движутся несколько лозунгов, торопливо написанных на синей ткани: «Ни одной нации, ни одной привилегии! Каждому народу – своего вождя!»
Он переводит взгляд вниз. Его молочно-белая «Волга ГАЗ-3102» со специальными правительственными номерами «0008 АА» уже стоит на аллее у подъезда. Водитель – крепыш Сашка Демурин – молча курит рядом, пряча сигарету от ветра в ладони. Он в недоумении поглядывает издалека на толпу, гужующуюся на площади…
Вперед на улицу. Говорит шоферу вместо «здравствуй»:
– Давай подъедем поближе!
«Волга» мягко трогается с места и мимо заснеженных деревьев, укрытых от непогоды розовых кустов плавно движется вверх по аллее. Теперь в приблизившейся толпе, состоящей сплошь из казахской молодежи, видны еще какие-то лозунги на казахском, пятна портретов Ленина, Кунаева.
– Остановись! – приказывает он Сашке на краю площади.
Выходит из машины. Сколько же их тут? Ну, человек, наверное, двести-триста. А чего хотят? Чего стоят-то?
Подходит поближе. Видит какое-то броуновское движение – толпа, словно вода в котелке, бурлит на месте, выбрасывая из себя, как пузырьки, отдельных людей, которые, постояв минуту рядом, снова ныряют вглубь серой людской массы.
Дубравин топчется на жидком снегу. Потом все-таки решает подойти к демонстрантам. Толпа состоит сплошь из молодых парней так называемого аульного вида. Но он пересиливает неприязнь. И, подойдя к краю,
