от вас, – продолжала она, – несмотря на то что случилось несколько дней назад, я намерена просить всех – всех вас – поддержать Исмаила. Итак?
Амир-хан-мосвеллу встал первым.
– Мы полностью поддерживаем вас, – ответил он рокочущим басом.
Так как его сестра Султанам была матерью Исмаилу, неудивительно было, что он со своими союзниками подхватил призыв Пери. Но некоторые из оставшихся не присоединились к ним и начали перешептываться, выражая свое недовольство взмахами рук, и это был тот самый разлад, которого мы так опасались.
Поднялся мирза Салман.
– Примите и мое обещание верности, – произнес он, – возможно, я помогу другим, задав такой вопрос. Благородная дочь Сафавидов, порой люди заблуждаются в своем выборе. Как можешь ты ожидать, что они поддержат Исмаила, если они боятся за свою жизнь, уже поддержав не того?
– Верно, верно! – раздался хор голосов.
– Порой люди и вправду следуют ложному совету, – ответила Пери. – Так как положение непростое, я не стану наказывать тех, кто принял неправильное решение, но намерением имел действовать во благо страны. Однако, если вы желаете заявить о своей верности Исмаилу, я обещаю заступиться за тех, кто встал на сторону Хайдара, и помочь отвести царственный гнев.
– Какова надежда, что он вас послушает? – спросил Садр-аль-дин-хан, вождь остаджлу, не побоявшийся показаться на совещании.
– Я снеслась с ним.
– А он предложил помилование? Покажите нам его письмо!
– Предложения о помиловании нет. Но я о нем попрошу.
Кто-то из мужчин задумался, понимая, как весомо способно оказаться заступничество Пери. Но Садр-аль-дин не согласился.
– Этого недостаточно, – отвечал он.
Пери молчала за занавесом. Вероятно, не знала, что еще пообещать во избежание мятежа. Маджид и Шамхал выглядели растерявшимися. Мое сердце затрепыхалось, как рыба на сухой земле. Мне не случалось прежде участвовать по праву во встречах такой важности, и я не знал, что делать.
Поднялся двоюродный брат Пери, Ибрагим-мирза. Он был любимым племянником шаха Тахмасба, и ему разрешалось иметь свою лавку переписки и изготовления книг даже после того, как Тахмасб потерял к нему интерес. У него был облик настоящего древнего иранца: густые черные кудри, гладкая кожа цвета корицы, румяные щеки и тонко очерченные губы, но славная внешность не могла скрыть того, что он был за Хайдара.
– Минутку, – громко сказал он. – Помилование – это забота только для людей, оказавшихся на неверной стороне. Но это не самая серьезная забота, верно? Почти никто не видел сына шаха целых двадцать лет. Откуда мы знаем, что он не ослеп, не болен и не помешался?
– Это бред! Он был в юности героем всего Ирана! – крикнул Амир-хан-мосвеллу.
– Тогда – может быть, но нынче? Справедливый вождь – вот о чем мы должны думать сейчас, когда на кону будущее всей
