января бастовало уже пол-Питера, седьмого бастовали все. Такой слаженности и быстроты один Гапон достичь не мог.
Нам с детства вдалбливали в мозги «гнет», «недовольство масс» и «стихийные выступления»; мы привыкли и верим. Но все ж задумайтесь! Война длится уже год, ничего шокирующе-нового в ней нет. Война справедливая: на нас напали. Экономика страны в порядке, «гнет» не увеличился… И вдруг – забастовка всей столицы, причем одновременно!
Чтобы разом поднять на стачку сотни предприятий, нужны сотни умелых агитаторов и куча денег. Гапоном прикрылись, но от его имени наверняка работали профессионалы из японского генштаба и других разведок. Поразительную скорость и четкость обрушения иначе не объяснить.
Забастовщики требовали ввести свободу слова и печати, 8-часовой рабочий день, «нормальную» зарплату (что имелось в виду, неизвестно), свободу борьбы труда с капиталом (тоже неясно, как это) – вроде все красиво. Но во время войны это означало неминуемое поражение… Да, чуть не забыл: требовали также прекращения войны. Напомню снова: Япония на нас напала, мы защищались. Прекратить войну можно было лишь одним способом: сдаться.
Хорошие требования?
С такими пунктами петиции 9 января гапоновцы пошли на Дворцовую площадь.
Напряжение усугубляла одна странность. 6-го числа Николай II участвовал в Крещенском водосвятии на льду Невы. Одна из салютовавших пушек вместо холостого залпа шмальнула в его сторону картечью. Никто не погиб, но был ранен городовой по фамилии Романов.
Боевой снаряд попал в столь ответственное орудие… Ранен не кто-нибудь, а Романов… Это воля Божья!
Так думал народ. Думаю так и я. На всякий случай Николай II уехал в Царское Село. А народ и без того пребывал в мистическом, взвинченном состоянии.
Из Записки прокурора Петербургской судебной палаты министру юстиции (4–9 января 1905 г.): «Названный священник приобрел чрезвычайное значение в глазах народа. Большинство считает его пророком, явившимся от Бога для защиты рабочего люда. К этому уже прибавляются легенды о его неуязвимости, неуловимости и т. п. Женщины говорят о нем со слезами на глазах. Опираясь на религиозность огромного большинства рабочих, Гапон увлек всю массу фабричных и ремесленников, так что в настоящее время в движении участвует около 200 000 человек. Использовав именно эту сторону нравственной силы русского простолюдина, Гапон, по выражению одного лица, „дал пощечину“ революционерам, которые потеряли всякое значение в этих волнениях, издав всего 3 прокламации в незначительном количестве»[42].
Гапон знал о неприемлемости петиции. Рисковал он лично – а потому, надо полагать, сам пребывал в религиозном экстазе, ощущал себя кем-то вроде бога. Может, даже верил в свое бессмертие.
Деталька. Гапон вспоминал: «Я подумал, что хорошо было бы придать всей демонстрации религиозный характер, и немедленно послал нескольких рабочих в ближайшую церковь за хоругвями и образами, но
Красный архив. № 1. Л., 1935. С. 48.
