type="note">[182]. По-прежнему идут разговоры о "врожденном" (А.Горнфельд) декадентстве Ф.Сологуба. Но у этой проблемы есть и другая сторона. Исследователи, обвиняющие Ф.Сологуба в декадентстве, смотрят на его художественный мир сквозь призму классики, что с необходимостью вносит в их оценки толику ограниченности, искажения. Пример недопонимания – дискуссии вокруг проблемы смерти в сологубовском творчестве. Десятилетия критиков смущала его, как считалось, "поэтизация смерти", и немногие допускали здесь иную трактовку смерти – преодоление границы, соединяющей мир эмпирический и миры иные, причем границы с двусторонним движением. Ф.Сологуб творит виртуальный мир, где жизнь и смерть имеют особые эстетические измерения. Христианское приятие смерти у него причудливо сочетается с обращением к мифологемам бессмертия, укорененным в подсознании людей, в языческих верованиях племен, плачущих при рождении и веселящихся при смерти человека, в других культовых учениях[183]. Его сочинения вырастают из идей, учений о переселениях души и того, что парапсихологи называют генетической памятью о прошлой жизни[184]. Ф.Сологуб начинал другое искусство, в котором, кроме прочих новаций, реальная действительность и реалии предшествующей изящной словесности почти уравновешены в своем значении для художника. Преодолевая миметическое, он шел к "игровому искусству"[185].
Хмурое детство. Литературные пробы
Поэт, прозаик, драматург, переводчик, теоретик искусства родился в 1863 году в Санкт-Петербурге. В этом городе он и умер, прожив 64 года. Его детство, молодость не были радостны и беззаботны. Отец – незаконнорожденный сын помещика, портной, остававшийся "до воли" дворовым человеком – ушел из жизни, когда сыну едва исполнилось четыре, а дочери два года. Мать после смерти мужа пыталась держать прачечную, но неудачно. Затем, полтора десятка лет, работала в состоятельной семье "одной прислугой", ютясь вместе с детьми в комнатке при кухне. Последние годы жизни, до самой смерти в 1894 году, она неотлучно находилась при сыне, организуя весь уклад его жизни. В господском доме гимназист, студент Федя Тетерников мог посещать залу, в которой, случалось, проходили литературные, музыкальные вечера, общаться с хорошо образованными и даже известными людьми, мог читать в богатой фамильной библиотеке, мог пользоваться абонированной господской ложей в театре, естественно, оставаясь при этом "кухаркиным сыном", которого можно и высечь. Розги, по мнению матери, были лучшим методом воспитания, наказания случались за самые малые вольные и невольные прегрешения. Вероятно, присущее созданным им художественным характерам двойственное восприятие действительности и самих себя в какой-то мере объясняется долгими переживаниями за свое неоднозначное социально-бытовое положение. Позже пришли запоздалые переживания за отца, чей светлый образ сохранила его детская память[186].
Очень рано книги стали
Вариации мотивов смерти, сатанинские мотивы и т.п. встречаются у зарубежных символистов, но у Ф.Сологуба эти мотивы несут в себе более глубокое содержание. Очевидно, это связано с причудливым и объемным западно-восточным философским основанием, поддерживающим его художественный мир. Думается, еще меньше общего у Ф.Сологуба с художниками постмодернистского толка, с подвижниками китча, рисовавшими пикантно-декоративный образ смерти. У короля поп-арта середины – второй половины XX столетия Энди Ворхала есть такое, например, внешне претенциозное, но пустое внутри, циничное изречение: "Только цветы могут сравниться со смертью в изяществе".
Об этом сам автор писал в предисловии к "Пламенному кругу", об этом говорится в его автобиографических произведениях, очень выразительно – в одном из лучших рассказов "Мечта на камнях".
Некоторые приведенные здесь и ниже сведения почерпнуты из вышедшей под редакцией М.Павловой и А.Лаврова содержательной книги: Неизданный Федор Сологуб. Стихи. Документы. Материалы. М., 1997.
