писать про меня речи. А многие захотят переспать со мной – ну а что? Я серьезно. Здесь только так можно стать креативным, как они говорят. А я не такой, я серый, я, в конце концов, рабочий. Чем это не протест в те времена, когда все ненавидят и презирают рабочих, заявить, бросить им: да, я рабочий. Учитель ведь рабочая профессия. Интеллигенция забивает гвозди в мошонки. Интеллигенция ходит в костюмах хомячков. Какое отношение я к ней имею? Никакого. Гори она огнем.
И, конечно, нужно уезжать. Ведь этот город рабочих не любит. А что ты видишь в нем, чего ждешь, что хочешь? Эх, бросила бы ты писать свои весточки и отправилась сюда, ко мне. Здесь хорошо! Я обещаю тебе, здесь все будет хорошо.
Но так и вижу, как ты смеешься: сколько людей рвутся в этот огромный город, делают все, на что только хватает сил, чтобы попасть сюда, зацепиться хоть за окраину, хоть за съемный угол в коридоре, хоть за конечную станцию пригородной электрички, а он уже родился в нем и бежит! Чудак-человек. Но не я один бегу. Ты же читаешь, как и я, все эти ленты. Ты видишь, что происходит такое, что хочется бежать безоглядно, закрыв руками уши и глаза.
Все эти новые умные с небритостью своей, велосипедами, гаджетами, кедами на босу ногу, фалафелями и смузи едут на острова, в экзотические государства, лежат там под пальмами и гневные заметки про свой город. Хоть бы они все уехали, что ли, – чуточку легче станет дышать. А я туда не поеду. Что я не видел там? Я всю жизнь читал Горького и Достоевского. А от них никуда не уедешь. Весь мой дауншифтинг – здесь, на автобусных конечных в незнакомом городе, в тишине чужого часового пояса. Россия для меня единственная в мире, ничего другого просто нет.
Здесь еще чувствую, как мое сердце бьется, здесь пока еще могу надеяться.
Жаль, я не очень люблю детей, тем более новых, да и людей вообще. Но я люблю литературу, и эта любовь помогает учить. Я просто не знаю, куда себя деть еще – с этой литературой. Кем работать? Так думал и раньше: на кого учиться? Что же я буду думать потом?
Прости, что пишу об этих печалях. Кто, как не ты, их поймет? А не поймет, так хотя бы прочтет и ответит. Например, что ничего не поняла. Я рад любому твоему ответу. Я привязался к тебе так, как некоторые говорят: привязался к жизни. Не понимаю смысла этих слов. Как можно привязаться к жизни? Бред какой-то. Пока ты живешь, ты и так привязан, ты рождаешься привязанным к ней. Что же представляют собой те, кто не привязан? Но когда получаю конверт с новой весточкой от тебя, кажется, начинаю понимать их значение. Твои письма привязывают меня к жизни, ты привязываешь к ней. Только запомни, что у меня теперь новый адрес, прошу!
Ах да, забыл: напротив моего дома – церковь. Каждое утро бьют колокола, так что жить я буду у Христа за пазухой. Встану, помолюсь, выпью кофе. И на работу. Я пока еще не был в школе, но по карте смотрел: здесь их несколько, рядом с домом. Должны взять: что у них, учителей литературы много? Вот уж не поверю.
Целую ладони твои. Жду весточки.
Ваня.
День первый
Упаковав
