допроса, расследование ни к чему не привело. Уже после приказа расстрелять, Холу забрал к себе на «Ленту» (филиал Рижского гетто) некий загадочный офицер СС – лейтенант Сервичь, не раз помогавший евреям.
Когда оставшихся в конце войны пригодных к работе молодых евреев из Рижского порта в трюмах отправляли на север Германии, Макс увидел Холу вновь. Так они вместе попали в Штутхоф – концентрационный лагерь возле Гданьска. Лагерь постепенно расширялся и со временем достиг статуса самых «продвинутых» лагерей. В Штутхофе работали газовая камера и крематорий, где сжигали трупы. Возможности уничтожения были не так велики, как в других лагерях, но мощности постоянно наращивались. Планировалось, что Штутхоф станет самым большим лагерем на севере Германии. Однако, несмотря на относительно небольшую «пропускную» способность лагеря, его успехи» в уничтожении заключенных голодом отразились в отчете главы патолого-анатомического института в Данциге профессора Рудольфа Шпаннера5, который жаловался на то, что трупы из Штутхофа настолько истощены, что не подходят для производства мыла.
С некоторых пор в лагере ощущалось: что-то происходит за его воротами. Немцы становились менее самоуверенными и более нервными. За годы, проведенные в гетто и концлагерях, заключенные научились извлекать информацию из источников, недоступных обычным людям. Всем было понятно, что конец, каким бы он ни был, приближается. К тому времени те, кто еще остался в живых, были квалифицированными «доходягами» – такая терминология была в ходу в системе концлагерей страны победившего социализма. В таком состоянии узников – ходячие трупы заставили идти вглубь Германии. Тех, кто падал, добивали на месте.
Колонны останавливались в небольших городках для различных работ, а иногда и на ночь. В основном приходилось разбирать завалы – результат налета союзной авиации. Нередко к охране групп заключенных на различных объектах подключали местную полицию.
Как-то на одной из таких остановок двое полицейских взяли двоих заключенных на разборочную работу около реки. Одним из заключенных был Макс. Полицаи, вооруженные винтовками, шли сзади, время от времени покрикивая «шнеллер» – быстрее. Несколько часов Макс и его напарник разбирали обломки рухнувшей стены и с обрыва сбрасывали их в реку. Из-под обломков торчало сломанное дерево, на ветвях которого недавно появились первые почки, но им уже не суждено было раскрыться. Стоял приятный весенний день. Как ни парадоксально, и в этих невообразимо страшных условиях природа не изменяла своему жизненному циклу. В какой-то момент полицаи приказали заключенным остановиться. Людям, годами ощущающим рядом с собой смерть, было нетрудно понять, что интонация приказа теперь неуловимо отличалась от обычной «Хальт» («Стой»). Совсем близко слышалась канонада артиллерии союзников. Но арестантов, однако, уже ни союзники, ни пробуждающаяся
Рудольф Шпаннер (1895—1960) – профессор медицины, директор анатомического института в Данциге (ныне Гданьск), офицер СС. Проводил эксперименты с производством мыла из человеческого жира в 1943—1944 годах.
