ткани, лежащий на черной, бархатистой, не отражающей света поверхности, выглядел очень красиво. По форме кусок этот напоминал небрежно слепленный снежок, но переливался и слегка мерцал оттенками теплого желтого цвета. Целая снежная гора, пещеры и гроты которой отдавали насыщенной голубизной, а верхнюю часть пересекали нежно-зеленые нити, в немногих местах сплетавшиеся небольшими клубками. А справа, как на настоящем заснеженном склоне, проступали сквозь желтизну темно-бурые спины «валунов». Алаторцев вздохнул и снова чуть передвинул осветитель, в который раз резко изменив вид объекта. Ему хотелось изо всех сил треснуть кулаком по накрывавшему лабораторный стол листу гладкого пластика. Ничего не получалось. Время было дорого, как никогда, а препарат за препаратом давал сходную картину: участки некроза, те самые «валуны» и, что еще хуже, зоны вторичной дифференциации. Он разочарованно покачал головой, отключил подсветку и, ловко подцепив кусочек ткани пинцетом, выбросил его в стоящий под столом пластмассовый контейнер с опускающейся крышкой. В контейнере уже лежало около полусотни похожих образцов.
Затем Андрей вышел из посевного бокса, аккуратно, как и все, что он делал, закрыв за собой тяжелую дверь; раздался тихий шлепок дверного уплотнителя. Крохотная кабинка предбоксника, освещенная тусклой сорокаватткой, герметично отделялась от бокса. Алаторцев отключил свет в боксе, щелкнув тумблером на щитке около двери, и несколько раз вымученно улыбнулся, стараясь поймать выражение лица, которое сейчас увидят его коллеги. Незачем показывать кому бы то ни было свое огорчение и растерянность. «Хотя сегодня, – подумал он, – сегодня вся эта маскировка эмоций ни к чему. Как раз наоборот, мина у меня должна быть максимально похоронная. Весь день в боксе не просидишь… Правда, Мариамку не проведешь, чует меня, сучка… Хорошо, хоть мысли читать не научилась!» Андрей Алаторцев поправил халат и вышел в помещение лаборатории, где работал уже шестнадцатый год.
Просторная и высокая комната, заставленная лабораторными столами, аппаратурой, шкафами с реактивами, двумя ферментерами и двумя тихонько журчащими мойками, была залита ярким сентябрьским солнцем. Отраженный от блестящего стеклянного цилиндра бидистиллятора лучик кольнул Андрея в глаз, заставив досадливо поморщиться. Молодая красивая темноволосая женщина в белом халате с вышитой на нагрудном кармане стилизованной красной буквой М, стоявшая у вытяжного шкафа, резко обернулась на звук закрывшейся двери предбоксника и быстро, почти бегом, подошла к Алаторцеву.
– Андрюша, ведь ты за старшего, ведь ужас какой! Что делать-то? Деда убили, все ребята с ума сходят, а ты три часа в боксе просидел, ну нельзя же…
– Мариам, успокойся и возьми себя в руки, – ровным и тихим голосом перебил ее Алаторцев. – Только истерик нам не хватало. Я тоже как дубиной ударенный, никак весь этот кошмар в голове не укладывается. Но лекарство от всех напастей и ужасов знаю одно. – работу. Мы с тобой не первый год знакомы, и для тебя это не новость.
