Его посылали в ответственные командировки. Все прочили ему блестящую административную карьеру. Невозможно было поверить, что он сидел в тюрьме. Многие из числа не очень близких знакомых думали, что в тюрьме сидел я…
И снова что-то произошло. Хотя не сразу, а постепенно. Начались какие-то странные перебои. Как будто торжественное звучание «Аппассионаты» нарушилось режущими воплями саксофона.
Мой брат по-прежнему делал карьеру. Произносил на собраниях речи. Ездил в командировки. Но параллельно стал выпивать. И ухаживать за женщинами. Причем с неожиданным энтузиазмом.
Его стали замечать в подозрительных компаниях. Его окружали пьяницы, фарцовщики, какие-то неясные ветераны Халхин-Гола.
Протрезвев, он бежал на собрание. Успешно выступив на собрании, торопился к друзьям.
Сначала эти маршруты не пересекались. Брат делал карьеру и одновременно – губил ее.
Он по трое суток не являлся домой. Исчезал с какими-то непотребными женщинами.
Среди этих женщин преобладали весьма некрасивые. Одну из них, я помню, звали Грета. У нее был зоб.
Я сказал моему брату:
– Ты мог бы найти и получше.
– Дикарь, – возмутился мой брат, – а знаешь ли ты, что она получает спирт на работе! Причем в неограниченном количестве…
Очевидно, мой брат все еще руководствовался юношеской доктриной: «В женщине и в книге главное не форма, а содержание!»
Потом Борис избил официанта в ресторане «Нарва». Брат требовал, чтобы официант исполнил «Сулико»…
Он стал попадать в милицию. Каждый раз его вызволяло оттуда партийное бюро Ленфильма. Но с каждым разом все менее охотно.
Мы ждали, чем все это кончится…
Летом он поехал на съемки «Даурии» в Читу. И вдруг мы узнали, что брат на казенной машине задавил человека. Да еще офицера советской армии. Насмерть…
Это было страшное время предположений и догадок. Информация поступала самая разноречивая. Говорили, что Боря вел машину совершенно пьяный. Говорили, правда, что и офицер был в нетрезвом состоянии. Хотя это не имело значения, поскольку он был мертв…
От тетки все это скрывалось. Дядья собрали около четырехсот рублей. Я должен был лететь в Читу – узнать подробности и совершить какие-то разумные акции. Договориться о передачах, нанять адвоката…
– И если можно, подкупить следователя, – напоминал дядя Роман…
Я начал собираться.
Поздно ночью раздался телефонный звонок. Я поднял трубку. Из тишины выплыл спокойный голос моего брата:
– Ты спал?
– Боря! – закричал я. – Ты жив?! Тебя не расстреляют?! Ты был пьян?!.
– Я жив, – ответил брат, – меня не расстреляют… И запомни – это был несчастный случай. Я вел машину трезвый. Мне дадут года четыре, не больше. Ты получил сигареты?
– Какие сигареты?
– Японские. Видишь ли, Чита имеет сепаратный торговый договор с Японией. И тут
