презервативов и выбежал на улицу, чтобы похвастаться тем, что у меня так много воздушных шариков, и я даже успел надуть парочку и пустить их гулять по ветру, пока мать не обнаружила пропажу, и не бросилась вслед за мной, чтобы отобрать у меня пакет.
Помню печальное пение в церкви, как мы ходим со свечами по кругу, а потом священник в богатом одеянии с пугающе густой бородой дает мне на ложечке нечто очень сладкое.
Помню как пытаюсь катиться по снегу на постоянно спадающих с валенок лыжах, но у меня ничего не выходит и я падаю в снег, совершенно раздосадованный своей неудачей.
Помню свой крохотный балкон, отделанный разноцветными рейками: я высовываюсь по пояс и смотрю вниз на улицу. Я в одной рубашке, на улице минус тридцать, но мне не холодно.
Помню цирк, и красавицу в ярком бикини, возлежащую на огромном тигре. Пожалуй и все. Ах, да, я помню паровоз, который вез нас из Иркутска в Никополь. В одном с нами купе ехала на зону жена растратчика. Она была яркой женщиной в кофте с глубоким декольте, куда я постоянно норовил запустить свою ручонку. Мама меня останавливала, но женщина лишь снисходительно смеялась:
– Мужик растет, сразу видно!
Мама любила рассказывать эту историю гостям, поэтому я ее запомнил.
Иркутск сжался для меня до набора открыток, которые я, живя на Украине, любил перебирать и разглядывать: набережная, здание театра, тот самый цирк, со львами и девушкой в ярком бикини, значок с гербом, на котором был изображен диковинный зверь – все это создавало в моей душе особый образ города, в который я мечтал когда-нибудь вернуться. Там жила бабушка, дед, две мои тетки, двоюродные сестра и брат. Несколько раз мы ездили в Иркутск с отцом и мамой в отпуск, и в поезде я научился в четыре года читать, записывая названия станций по буквам. Однажды в вагоне я познакомился с солдатом, который ехал в отпуск со службы в Монголии.
Солдат вышел на станции рано утром и меня хотели разбудить, чтобы я мог попрощаться со своим другом, но я так разревелся, что меня оставили в покое. Никто не понял, что я плакал не от того, что было слишком рано, мне не хотелось прощаться с человеком, которого я полюбил. Позже мы с ним переписывались и он мне присылал очень яркие монгольские марки, посвященные освоению космоса и древнему буддистскому искусству страны.
Знойная Украина, говорящая на суржике, бедная и одновременно богатая своей цветущей природой и плодами, не оставила во мне глубокого следа. Я учил украинский язык в школе, но всегда знал, что я русский и тяготился мовою как повинностью: книгами на украинском в библиотеке, назойливыми учителями и гнетущей идеологической одурью, которой была скована вся страна. Пионерские дружины, слеты, массовые мероприятия с красными знаменами, линейки на которых пионеры падали в обмороки настолько отравили мое сознание, что я предпочел им альтернативу довольно рискованной дворовой жизни и дружбы с хулиганами. В пятом классе я попробовал вино и сигареты. Их продавали совершенно свободно, может от того, что выглядел я старше своих лет. Я и дружил
