в кухне, а в жаркие дни на полу, который мыла каждый вечер, после чего стелила себе постель. Кроме тети Глаши, у нас работала еще молодая девушка Марфуша, которая убирала комнаты, бегала по поручению отца к знакомым, а ночью спала с нами в детской. Марфушу я очень хорошо запомнила за шитьем платья из синего ситца в белый горошек, которое было украшено множеством сборок по подолу и на груди, и шила она это платье на руках, так как швейной машины у нас еще не было. Я любила смотреть, как она работает, на мелькающую в ее пальцах иголку, и восхищалась ее умением. Позже мама купила ножную швейную машинку «Зингер» и шила одежду нам, детям, себе и прислуге.
Среди наших знакомых в селе Красный Яр была семья крестьянского начальника Дмитрия Ивановича Макшеева. Он был женат на Софье Константиновне, и у них было три дочери — Любовь, Вера и Надежда. Она была еврейкой, но перед свадьбой крестилась и приняла православие. Старшие девочки Любовь и Вера учились в городе в гимназии. С младшей дочерью Надеждой я дружила, начиная с пятилетнего возраста.
Кроме семьи Макшеевых, родители дружили с семьей священника отца Владимира, с врачом Сироткиным, который был нашим домашним доктором, а также со всеми учителями. Мама, кроме того, дружила с семьями Родовских и Стремлиных, державших в селе магазины. Семья Стремлиных запомнилась мне из-за несчастного случая в их доме. Маленький мальчик, играя, снял со стены ружье, направил на сестру и нажал курок. Он попал девочке в самое сердце. Ужасно!
Когда мама пошла к ним в дом, то взяла меня с собой. Мне тогда было лет шесть. Девочка лежала в гробу на столе, а какая-то их знакомая показывала всем на ее груди рану, прикрытую носовым платком. И я увидела красное отверстие в груди девочки и ужаснулась от вида открытой раны.
Брат девочки вертелся тут же, конечно, не понимая, что произошло, не понимая, что такое смерть. Быть может, он даже завидовал своей сестре, ради которой пришло так много людей с цветами. Родители были безутешны. Вся эта картина произвела на меня такое сильное впечатление, что я заболела, а папа сердился на маму, что она взяла меня с собой.
У мамы был «поклонник» — молодой человек Федя без одной руки, вместо которой у него была гладкая черная палочка. Федя торговал водкой в монопольке — так назывались тогда небольшие магазинчики, доход от которых шел в царскую казну. Он был добрейшим человеком, очень любил меня и других детей, и мама, если надо было куда-то уехать на несколько дней, всегда приглашала Федю остаться с нами. Она доверяла только Феде.
Однажды Федя научил меня петь песню с такими словами:
Ах, какое наслажденье
Быть военного женой.
Муж уедет на ученье,
А ко мне придет другой.
И, когда у нас были гости, Федя поставил меня на стул и попросил спеть эту песню. Все смеялись.
И всё же главными нашими друзьями было семейство Макшеевых. Причем не столько Дмитрий Иванович, которого я запомнила с бородой и в форме
