священную скромность иудейского жилища, к чему призывает нас Тора! У Бен-Цура они кричащие! — рубил слова голос из толпы. — Потеряли всякую скромность! Они подобны греческим и римским языческим идолам!
— Помимо этого, — с нарастающей злобой изрекал говоривший, — когда начинаются ветры, стены этого языческого дома воют как бешеные волки или ревут, подобно адским чудовищам! Грек опозорил святость Земли Израиля! Такой дом — наш общий позор! Он не достоин стоять на Священной Земле! Дом должен быть разрушен!!
Раздались одобрительные выкрики. И тогда Нафтали поднял руку.
Наступила напряженная тишина, какая бывает только перед бурей.
Прежде чем ответить, старейшина Синедриона выждал несколько мгновений, прищурил близорукие глаза, внимательно всмотрелся в гущу толпы.
Рядом со свирепым участником собрания он увидел несколько крепких молодых людей, среди которых узнал юношу Ноаха, сына кузнеца Шмуэля, и Ривку, старшую дочь Шифры. Это явно его огорчило, однако, скрыв свои чувства, неожиданно спокойным, но громким голосом он произнес:
— Тарфон! Принять твою аскетическую точку зрения не представляется возможным! Ты призываешь к братоубийственной войне! — и строго добавил: — Сикарии сеют семена раздора, хотя считают, что защищают народ от римского языческого влияния!
Свет Торы неугасим и в этом наша величайшая радость! Вы же пытаетесь лишить людей радости повседневной жизни, даруемой Всевышним. Но, что еще страшнее, — Нафтали сделал многозначительную паузу, — ваши действия направлены на раскол нашего народа, раскол, особенно опасный сейчас, когда требуется единство всех наших сил.
— Повторяю, — строго сказал Нафтали, — я лично проверил каждую мезузу. И подтверждаю, что все они написаны на отрезках кожи кошерного козлёнка. И написаны рукой опытного писца-софера. Все требования Торы соблюдены!
— Более того, — продолжал Нафтали, — они написаны не пером из индейки, но пером, сделанным из тростника, — подчеркнул он, — и сделано это с единственной целью, — назидательно продолжал Нафтали, — чтобы еще раз напомнить, что Всевышний сохранил младенца Моше-рабейну в зарослях тростника.
— Эти отрезки кожи, господин Тарфон, с нанесенными на них словами молитвы и являются мезузами! А вовсе не пеналы, в которых они сохраняются и которые вызвали твой гнев.
К тому же, — добавил Нафтали, — красивые пеналы не чужды нашей вере и нашим традициям. Мы все живем и творим под сенью Всевышнего. Так творили Бецалель, Оголиав и другие искусные мастера, создавшие мишкан (Скинию Завета), менору и множество других угодных Адонаю священных предметов из драгоценного дерева, золота, серебра, меди и кожи.
И если на Эльку, сына прославленного гончара Эльазара бен Рехавама, снизошло вдохновение, и он изваял пеналы мезуз, украсившие дом Шифры и Бен-Цура, разве это преступление?
— Я был бы счастлив, — примирительно сказал Нафтали, — если бы и дома других жителей Модиина, — Нафтали сделал паузу и тут же добавил, —
