рестраивайся влево!
Не скажу, что мной легко командовать, но тут как на веревке потянуло – он кричит, я перестраиваюсь. Впереди развилка, я налево… и выезжаю на мост. И хоть бы пробка, хоть бы затор – так нет, движение бешеное, все обгоняют, подрезают, орут сигналами, будто сожрать тебя хотят, и царит бесчеловечная конкурентная борьба за каждую пядь асфальта.
– Я же в первый раз выехала! – ору. Вернее, пищу: в горле-то пересохло. А он в ответ:
– Тебе права нужны, чтобы тараканов бить или нормально ездить?
– У меня, – шепчу, – нет тараканов.
Он давай хохотать:
– У всех студенток в голове тараканы! Переключай на четвертую, вперед, работай!
Мне бы заподозрить неладное – все-таки он инструктор, за меня отвечает, а тут мы в центре огромного путепровода, и ясно, что я не справляюсь. Но он меня достал до самых печенок. Я на него посмотрела, как космический десантник на Чужого, и от злости даже стала лучше соображать.
А он рад стараться:
– Быстрее! Здесь сто разрешено!
На знаке ясно написано – восемьдесят. И подгрести бы мне к тротуару, и выйти бы из машины, и сказать: чему ты меня учишь, старый вредитель? Но нет, меня как переклинило. Черный «мерин», который шел слева, притормозил от моей наглости и пропустил в свой ряд – наверное, никогда не видел, чтобы машинка с позорным «У» среди бела дня устраивала стритрейсинг.
А этот кричит:
– Варежку закрой, муха влетит! Ты за рулем, а не прыщи давишь, не снижай обороты!
Я уже почти ничего не вижу – пот заливает глаза, сердце в ушах барабанит, и хочется моему наставнику врезать как следует, но руки заняты. И я почти вслух клянусь себе никогда никогда-никогда больше не садиться за руль, ни с этим инструктором, ни еще с каким – только метро!
И вдруг какой-то развозчик пиццы на ярко-желтой «Сонате» влезает в мой ряд на скорости сто, я вижу его – как пудреницу в своих руках, до последней царапинки. И вижу, что сейчас въеду в него и «Скорая» будет жалобно сигналить, пробираясь в московских пробках к тому, что от нас останется…
Я выворачиваю руль и как-то незаметно перемещаюсь за двойную осевую. Вместе с инструктором, машиной, вместе с сумкой на заднем сиденье, вместе с тряпочкой для протирания стекла и запахом яблочного освежителя – со всем этим хозяйством уплываю влево, а навстречу мне из-за горки прет грузовик.
Вот он в пяти метрах. В двух. Вот он прямо передо мной.
Все.
Сижу, вцепившись в руль. Минуту, другую, третью.
– Тетя, ты едешь или так сидишь?
Поднимаю голову.
Вижу ангела: глазки голубые, волосики льняные, на футболке – внезапно – Спайдермен. Ангел мною недоволен, супит прозрачные бровки:
– Здесь очередь, между прочим!
Очередь в раю? Или это не рай?!
Постепенно возвращаются звуки: птички поют, дети визжат. Точно рай, можно выдыхать. В аду они бы не так визжали…
Ангел ждет. Я поднимаюсь и вылезаю из машины – а это, оказывается, электромобильчик для дошкольников, как я туда вписалась – ума не приложу.
Ветер приносит запах дерьма. Звериного, травяного, как в цирке. Или в деревне? Совсем рядом вольер с бизонами. Вон стоят, повернули ко мне рогатые головы… Все-таки ад?!
Плюхаюсь на скамейку. Сижу, туплю. Я жива.
Звонит телефон.
– Алло? Даша? Ты где?!
– Я в зоопарке, мама.
– Там тебе и место! Со свиньями в одной клетке! Потому что ты свинья, обещала перезвонить – и что?!
Вчера вечером мы говорили с мамой по «скайпу». Она всегда так – сама выдумает проблему, сама начинает страдать.
– Еще раз выключишь телефон – я тебя убью своими руками! Потому что я тебя люблю и волнуюсь!
– Целую, – говорю в трубку. – Перезвоню потом. У меня зарядка садится.
Глава первая
Первичный инструктаж
Меня зовут Даша Лебедева. В детском саду у нас было четыре Даши и еще один мальчик Лебедев, мне совсем не родственник. Поэтому осознание собственной уникальности давалось мне с трудом.
Я рисую посредственно, пою так себе, в музыкальной школе проучилась ровно один год. Еще год потом ходила на волейбол и была позором команды. На гимнастику меня не взяли из-за плохой растяжки. Короче говоря, когда на небе раздавали таланты, меня явно оттеснили куда-то в конец очереди.
Единственное, что у
