проблема заключалась в том, что Монтгомери не прикасался к Веронике Маклауд. И даже не думал об этом. По правде говоря, он попытался быть всего лишь порядочным и честным человеком среди десятков мерзавцев.
Возможно, ему следовало держаться в тени и позволить остальным делать с ней то, что они собирались, но тогда он возненавидел бы себя за свою бездеятельность. Он бы нес ответственность за ее растление точно так же, как те, кто собирался сделать с ней это.
Ничего не предпринимать – означало показать себя трусом, как вчера, так, к сожалению, и теперь.
Рок нависал и опустился на него темным облаком, которое он ощущал над собой всю ночь.
– Не вижу иного выхода, сэр, – сказал граф Конли, будто подслушав его мысли.
Он, черт возьми, тоже не видел.
– Я не готов жениться, – сказал Монтгомери.
Уголки губ графа Конли приподнялись в полуулыбке.
– А я не готов к тому, чтобы скандал запятнал мое имя и семью, сэр. Мы распространим слух о том, что это союз по любви. Общество восприимчиво к таким импульсивным решениям.
– Едва ли это покажется разумным.
Собеседник слегка наклонил голову, и этот царственный жест еще больше его раздосадовал.
– Конечно же, у вас есть выбор, ваша милость.
Жениться на Веронике Маклауд или предоставить ее собственной участи.
И в этот момент Монтгомери честно желал второго. Вероника была глупа и опрометчива и все же не заслуживала наказания, на которое ее обрекал дядя.
Граф Конли кивнул, по-видимому, удовлетворенный.
– Сейчас Вероника вернется со мной домой. Через два дня состоится свадьба. Этого времени вам хватит, чтобы получить особую лицензию.
– Даже если я американец?
– Деньги устраняют множество препятствий, сэр. Даже для американцев.
Несколько секунд, отмеряемых тиканьем часов, Монтгомери в упор смотрел на графа Конли.
Перед рассветом он не спал, пытаясь решить, как ему найти способ выбраться из затруднительного положения. Решение так и не было им найдено. Но он не мог продолжать стоять здесь просто так.
– Я женюсь на ней, – сказал он. – Будь я проклят, женюсь.
Миссис Гардинер прервала ее удивительно спокойный сон. Это был сон о справедливости, невинности и чистой совести, лишенной угрызений и раскаяния, что едва ли соответствовало положению, в котором Вероника оказалась, и она была благодарна этому сну.
– Прошу прощения, мисс, но его милость желает встретиться с вами внизу.
Вероника опустила глаза на ненавистный коричневый балахон.
– Посмотрим, есть ли у какой-нибудь из горничных платье, которое вы смогли бы одолжить, – сказала миссис Гардинер, правильно истолковав ее взгляд.
Она покачала головой:
– Это теперь не важно.
Монтгомери
