концов, он своего добился, и костёр перестал гаснуть.
Закончив записи и отложив блокнот в сторону, юноша стал тушить костёр. К его удивлению тот плясал на земле с прежней силой. Пар заливал его водой, забрасывал охапкой листьев, землёй, топтал ногами, но всё было без толку. Костёр – этот рыжеволосый танцор, начал отплясывать танго, треском своим имитируя музыку кастаньет. Его невозможно было остановить. Устав от очередных фокусов, Пар решил, что ему вполне комфортно и под светом неугасимого пламени, а если лесу оно придётся не по душе – пусть сам его и тушит. С такими мыслями юноша лёг спать.
Но сон не приходил. Пар смотрел на костёр: песня пламени ласкала ему слух, словно колыбельная из далёкого детства. Что-то страшное и суровое было в ней. То, что делает мир картиной, вышедшей из-под пера умалишённого художника. Пар вдруг понял, что его так испугало – мир этот был безжизненным. Ни одного животного в лесу, ни одного насекомого. Вокруг – лишь пустота и одиночество. Юноше вдруг показалось, что он и этот беззвучный лес – это всё, что есть в этом мире. Что он – это единственная живая душа во всей вселенной, только что очнувшийся от дрёмы. Вся остальная жизнь ему только приснилась. В этом лесу он родился и жил всегда. И куда бы он ни пошёл – везде и всюду будет этот лес, а всё остальное – это ночные химеры. Всё светлое и тёплое, что с ним было – лишь плод его эфирных фантазий, исчезающих после пробуждения. И за многие километры вокруг – лишь голая пустыня. От этого стало холодно, слишком холодно, чтобы согреться. И даже залезь он в сам костёр, то не согрелся бы – лишь обжёг свою плоть, но тепло не добралось бы до сердца внутри, одиноко разгоняющего реки крови, бесцельно блуждающие по руслам вен и артерий в поисках биения ещё одного сердца, способного в первый же миг стать как никогда близким. Эти мысли беспокоили юную голову всего несколько мгновений до тех пор, пока он не забылся глубоким сном.
Острый жар заставил Пара открыть глаза. Ладони упёрлись в землю – уже холодную землю. Почва не согревала его, как раньше, зато впереди: на ветках деревьев, на кустах, на опавшей листве торжествовал огонь. Пожар! Не раздумывая ни секунды, Пар одним движением схватил свои вещи и бросился бежать. Но как бы он ни старался, сколько бы сил не вкладывал в ноги, огонь обжигал ему пятки. Гнев леса, впитавшийся в землю – в самые корни деревьев, теперь обрушился на голову юноши. Дерево – овраг – пень – древо – листья, листья, листья – Пар бежал, и все эти картины перед его глазами менялись, как кадры в киноплёнке. И в каждом кадре был огонь. Ещё мгновение, и пламя ярким рассветом выросло прямо перед его носом. Он отскочил в сторону, но и там наткнулся на костёр. Пара словно дразнили, играясь с ним. Мотаясь в центре кольца пламени, словно гладиатор на арене Колизея, он будто бы переворачивал без конца песочные часы своей жизни, зная, что песка внутри осталось очень мало, а на дне их – гибель. Оставаться в центре огненного круга – значит, остановить вращение этих часов, ожидая падения последней частички.
Вдруг
