что он живет и работает ради искусства, исключительно ради музыки – раздвигает границы, взрывает мозг, потрясает основы или просто вещает из глубин своего разбитого сердца, – но вмиг забывает свои благородные цели, как только услышит звон мелких монеток в копилках экзальтированных девиц. Каких-то два года назад, когда Джон Кайт был хоть и неловким, но весьма уважаемым в узких кругах летописцем души, заплутавшей во мраке ночи, кто мог бы представить, что в 1994 году он начнет выпускать синглы, по сравнению с которыми R.E.M.-овские «Сияющие счастливые люди» будут звучать как «Стыд, унижение и мщение» группы Skin, а восторженные старшеклассницы станут писаться кипятком каждый раз, когда он появляется в «Поп-топе»?
Основная посылка статьи: Джон Кайт – малодушный, продажный оппортунист, предавший высокие идеалы рок-музыки.
«Ты ведь был настоящим, дружище, – пишет Рич в самом конце. – Ты действительно чего-то стоил. Мы все думали, ты и вправду стремишься к чему-то большему – что ты нацелился стать Тимом Бакли, Ником Дрейком, Марком Этцелем девяностых. Но как оказалось, ты хотел стать просто-напросто Herman’s Hermits этого десятилетия».
Меня удивило, что Джона задела эта статья. Я всегда думала, что он далек от всей этой мирской суеты и его не колышет разлитие желчи в музыкальных журналах – «Это лишь комиксы для прыщавых подростков, которым никто не дает», – но, с другой стороны, до вчерашнего дня он был их неизменным любимцем. Теперь он впервые столкнулся с откровенно издевательской критикой в свой адрес, и я поняла, что, несмотря на всю внешнюю хемингуэевскую браваду, на сигареты и виски, на меховые шубы и перстни с печаткой, он остался все тем же инди-ребенком из Уэльса, который вырос на этих журналах, и теперь искренне не понимает, почему они вдруг ополчились против него.
– Они вообще представляют себе, как непросто писать популярные песни? – возмущается Джон. – Все хотят написать популярную песню. Спроси, на хер, Кевина Шилдса из My Bloody Valentine, спроси Public Enemy. Они все пытаются написать по-настоящему популярную песню. Public Enemy, они популярны. Все знают «Боритесь с властью». Это и есть попса в ее изначальном смысле! Популярная песня! В десятичной системе Дьюи она определилась бы как попса!
Он вздыхает и говорит:
– Я не понимаю. Я думал, они… Ха-ха. О боже. Я думал, они… будут мною гордиться.
Он явно смутился, произнеся это вслух, и я спешу сменить тему и спрашиваю, какой у него номер в отеле.
– Да какой там отель? Кирпичный сарай, в двух шагах от шоссе. Забронирован еще до того, как я продался попсе. Дыра дырой и огрызок сосиски в пустом холодильнике. Жалко, что здесь нет тебя. С тобой было бы лучше.
– Только не для меня, – говорю я как бы в шутку, но запоминаю его слова и прячу их в свою мысленную шкатулку с сокровищами, где хранятся все приятные вещи, сказанные мне Джоном. Я решила, что, когда их наберется ровно сто штук, я напомню их Джону и скажу ему так: «Видишь? Сто комплиментов! Это значит, что ты меня любишь! Вот полная опись всей твоей неосуществленной любви!»
К тому же я знаю, почему Тони так злобствует в своей статье. Назначив Джона на роль мальчика
